В этот момент Гермиона обращает внимание на его руки.
Пальцы живут своей жизнью. Они барабанят по столу, изгибаясь волной, но то ли Драко замечает её взгляд, то ли просто пытается отдёрнуть себя — он сжимает кулаки, а после сводит руки, сцепив ладони в замок. Выжидает мгновение.
И начинает щёлкать костяшками, выгибая пальцы один за другим.
Гермиона не может не думать о том, сколько раз видела эти порывистые движения. Она хорошо знакома с его повадками и понимает, что Драко нервничает не меньше её самой.
Она закатывает глаза от раздражения скорее на себя, чем на него. И поддаётся. Опять.
— Ты пришёл за мной в темницу, — она уже говорила это в прошлый раз, но повторяет вновь, ведь это то воспоминание, с которого всё началось. — Я узнала тебя не сразу и… Ну, я не доверяла тебе. Я не понимала, почему ты делаешь это, но ты залечил меня и дал какое-то зелье…
— Укрепляющее, — роняет Драко. — Ты долго продержалась на нём.
— Затем ты сказал, что снимешь защиту…
— …И я снял…
— И вернёшься за Роном после того, как аппарируешь меня.
Повисает тишина.
Драко прикусывает щеку и что-то неразборчиво бормочет.
— Что?
— Всё должно было быть по-другому.
Он опускает взгляд в стол, и, видя, как подрагивают его плечи, Гермиона прикрывает глаза. Она задумывается и прислушивается к себе.
В этом месте в её памяти пробел.
— А дальше я оказалась на полу, и в камере вместо тебя был Люциус.
Последний пробел.
Она слышит, как Драко протяжно выдыхает.
— Ты помнишь, как он появился?
Вновь глянув на него, Гермиона осторожно качает головой.
— Что он сделал?
Ею овладевает странное предчувствие. Пока не воспоминание — только призрачный след. Мелькающие образы, которые могут оказаться всего лишь фантазией.
Либо же чем-то большим?
Она пытается думать, вспоминать, анализировать.
И догадывается за секунду до того, как Драко открывает рот.
В памяти всплывают пустой взгляд, заторможенные движения, попытки отступить, безэмоциональность…
Люциус то ли просил, то ли приказывал.
«Давай же, убей его, Драко».
И якобы предоставлял выбор.
«Ты знаешь, что должен сделать».
Но выбора не было.
Понимание медленно, словно первый рассветный луч, озаряет лицо Гермионы, и Драко, заметив это, слегка улыбается. Уголок губ лишь едва приподнимается, но улыбка всё равно выглядит неуместно, почти дико, и быстро сходит с его лица.
Драко прочищает горло и, отклонившись назад на стуле, разводит руками, насколько позволяют кандалы.
— Я не мог поступить по-другому, потому что моя воля была подавлена, — он пристально смотрит на неё, и на мгновение его челюсти напрягаются: — Мой отец, Люциус Малфой, наложил на меня Империо. И заставил убить Уизли.
Гермиона замирает.
Его голос звучит почти торжественно.
Драко вдруг кажется прежним мальчишкой, который доволен тем, что смог произвести впечатление. Его звёздный час. Тот момент, к которому они шли все эти недели.
Он хотел и требовал, чтобы она вспомнила сама, но на деле будто и не против стать тем, кто наконец открыл перед ней эту завесу.
Она знает, что Драко следит за её реакцией, но не может контролировать себя.
В глазах темнеет. Гермиона трижды глупо моргает и, осознав, что затаила дыхание, делает несколько прерывистых вдохов.
— Это правда?
Её руки безвольно падают на колени.
У неё шок.
У неё определённо шок.
Поморщившись, Драко фыркает и неожиданно зло закатывает глаза.
— Зачем мне врать об этом, Гермиона? Если это неправда, то зачем всё это?
Он взмахивает руками в воздухе.
Действительно, зачем?
Она… не знает.
Это разочаровывает до боли, но Гермиона не знает.
— Но у тебя нет никаких доказательств?
— Я как раз надеялся, что есть.
Драко повторяет её движение, указывая пальцем на свой висок. Он слегка наклоняется вперёд, и свет так падает на его лицо, что глаза кажутся голубоватыми. Прожилки вокруг зрачков напоминают вытащенные из головы сгустки воспоминаний.
Гермиона думает обо всех флаконах, которые стоят у неё на столе; о каждом белёсом завитке, просвечивающем через стекло лёгким сиянием.
Все они были второстепенны.
Всё это время она должна была вспомнить лишь один эпизод, один взмах палочкой, одно заклинание.
И Драко терпеливо ждал, когда это случится.
Последняя деталь наконец встаёт на место.
И Гермиона чуть не падает, когда плотину воспоминаний прорывает, окончательно вымывая все отголоски Обливиэйта из головы.
***
— Что ты хочешь?
Малфой всё ещё удерживает её под локоть и непонимающе хмурится. Взгляд скользит по её телу вверх-вниз, сканируя и изучая. Его голос твёрдый; он ни на мгновение не сомневается в своём ответе:
— Спасти тебя.
Гермиона, вздрогнув, закрывает глаза и глубоко втягивает воздух, стараясь осознать услышанное.
Открыв их вновь, она видит, как Малфой вдруг взмахивает палочкой, и серебристое мерцание расходится от неё в разные стороны, проникая сквозь пол, потолок и стены. Гермиона неосознанно провожает всполохи света взглядом, а после чуть качает головой и переспрашивает:
— Что?
Он издаёт недовольный вздох:
— Я пришёл за тобой, Грейнджер.
Эти слова кажутся ей удивительными, и Гермиона молча переваривает их, смотря на Драко так пристально, что не замечает тень, возникшую у него за спиной.
— Я так не думаю, Драко.
Этот голос звучит похоже, но всё же по-другому. Одна манера речи, почти такой же тембр, но темп медленнее, ленивее. Он растягивает слоги — и Драко делал так когда-то.
Мозг Гермионы соображает не сразу, требуется какая-то доля секунды, но до неё всё же доходит, кто появился в камере.
— Отец.
Драко быстро оглядывается через плечо, оценивает обстановку. И тут же, выпустив Гермиону, моментально разворачивается всем телом, оказываясь прямо перед ней, и вскидывает палочку.
Но Люциус быстрее:
— Экспеллиармус!
Гермиона глазами прослеживает дугу, которую делает палочка, вылетев из руки Драко.
Камера небольшая, но, стоя на другом её конце, Люциус всё равно находится в нескольких метрах от них. Однако Драко, пытаясь сыграть на неожиданности, срывается с места. Он бросается вперёд, вскинув руки, и…
С размаха врезается в стену, когда Люциус откидывает его заклинанием.
Ленца, с которой он дал о себе знать, исчезает; теперь голос звучит гневно и удивлённо одновременно.
— Пытаешься напасть на меня? А что дальше? Будешь драться? — он выплёвывает слова одно за другим, всё ещё направляя палочку на Драко; тот шумно выдыхает сквозь зубы и медленно поднимается. Он ничего не говорит, только исподлобья глядит на Люциуса, а потом быстро посматривает на Гермиону.
Напряжение во взгляде обжигает её, и всё внутри сжимается от страха и непонимания. Гермиона чувствует, как земля уходит из-под неё, и концентрируется на том, чтобы удержаться на ногах.
— …Бросаешься на отца с кулаками, Драко? — Люциус снова привлекает к себе внимание. — Как какой-то жалкий… магл?
О, это слово срывается как густая капля крови — и оно полно ненависти и презрения.
Гермиону передёргивает, и она прижимается к стене, чувствуя, как камни холодят раны на спине.
В этот момент Люциус поворачивается к ней; его черты искажает ярость. Прищурившись, он бросает на Гермиону испепеляющий взгляд и цедит сквозь зубы:
— Ты попал под дурное влияние.
Выпитое зелье и отчаяние придают Гермионе сил, и она смело смотрит на него в ответ, хотя совершенно не понимает, о чём речь. Она всё ещё не уложила в голове тот факт, что на её глазах Люциус Малфой отобрал у сына палочку, пока тот пытался её спасти.
Её — маглорождённую.
Грязно…
— Отец, — вдруг подаёт голос Драко и делает маленький шаг вперёд, приподняв обе руки, то ли пытаясь перевести внимание на себя, то ли показывая, что безоружен. — Отец, они выиграют.