Даже в отсутствие дементоров Азкабан производит пугающее впечатление, сеет тревогу в душе, а неразборчивые звуки, которые издают заключённые, посылают холодок по спине. Гермионе кажется, что по пятам за ней следуют призраки туманного прошлого, которых она забыла и, возможно, не должна вспоминать.
Кроме этого, приближается зима, и мороз начинает заявлять свои права, а каменные стены лишь помогают в этом, совершенно не удерживая тепло. И Гермионе холодно: и внутри, и снаружи.
Малфой привычно сидит в центре комнаты, но в этот раз он немного сутулится, облокотившись о столешницу. В камере ещё морознее, чем в коридоре, и Гермиона, сев на стул напротив Малфоя, плотнее запахивает мантию.
Заметив её движение, он светским тоном произносит:
— Согревающие чары в Азкабане ни к чёрту, — голос почему-то звучит ниже, чем обычно.
Его слова побуждают Гермиону достать палочку, и она быстро произносит заклинание, чувствуя, как температура в комнате мгновенно поднимается как минимум на несколько градусов. Гермиона облегчённо вздыхает, удивляясь самой себе, что не подумала об этом сразу, но тут же смущается, когда видит непривычно мягкую улыбку на губах Малфоя. Он кивает, но, впрочем, даже не смотрит на неё.
Его взгляд прикован к её палочке, и глаза неотрывно следят за движением руки, когда Гермиона быстро прячет её в карман. Он дважды моргает и мотает головой, будто скидывая наваждение.
Вдруг Гермиона осознаёт, что Малфой вот уже почти год в Азкабане — и, значит, почти год не держал в руках палочки, не колдовал, не чувствовал магию, покалывающую кончики пальцев. Ей неловко от этой мысли, и она чувствует отголосок жалости к Малфою, но отбрасывает эту мысль, когда обращается к теме их встречи.
— Я вспомнила лес и Бристоль, — быстро проговаривает она, — и то, что было после Сент-Олбанса.
По лицу Малфоя пробегает тень, но уже через мгновение он расслабляет плечи и склоняет голову набок.
— О, мой лучший день рождения, — неожиданно оживлённо произносит он, — ведь тогда я мог сдохнуть, истекая кровью, но обошлось.
Гермионе кажется, что он хочет добавить «благодаря тебе», но почему-то сдерживается.
— Тебя порезала Луна, ведь так?
Малфой морщится:
— Положа руку на сердце, я всегда считал Лавгуд ненормальной, — его голос звучит хрипло и под конец едва заметно срывается. Малфой прикладывает кулак к губам и прочищает горло. — Но в этот раз она превзошла себя. Хотя заклинание вышло отменно, не поспоришь.
Гермиона хмурится, чувствуя непонятную тревогу. Вообще-то, Малфой выглядит хуже, чем раньше, но Гермиона не может объяснить, с чем это связано. Она ещё раз обводит взглядом его лицо и замечает на лбу прямо над бровью тонкий шрам, понимая, что он остался от пореза, который она проигнорировала в тот самый день.
Проследив её взгляд, Малфой говорит:
— А вот ты была не так аккуратна, Грейнджер. Впрочем, на руке, — он жестом указывает на место чуть выше локтя, — и на бедре, — опускает взгляд, — ничего не осталось. Экстракт бадьяна всё-таки отличная штука, не находишь?
Гермиона медленно кивает и почти решается спросить про рану на животе. Но воспоминания о лоскутах его кожи и металлическом запахе крови в носу вдруг ярко ударяют в голову, и Гермиона чувствует, как её начинает мутить. Малфой, видимо, замечает её изменившееся лицо, так как неожиданно произносит:
— Грейнджер, я должен сказать тебе, — тон его голоса тревожный, и он тяжело вздыхает, воздух хрипло вырывается из горла, — это будет непросто.
Она вскидывает на него взгляд, но молчит, ожидая, что он скажет дальше. Малфой снова гулко вздыхает:
— Ты правильно сказала, что тебе теперь необходимо вспомнить всё, в полном объёме, но там будут и неприятные воспоминания, — он поджимает губы. — Я не знаю, что ты помнишь, а что нет, и…
— Шла война, Малфой, — перебивает Гермиона. — Само собой там была куча ужасных моментов.
— Да, но в твоей памяти не хватает событий целых шести месяцев. Важных событий. И, возможно, когда ты вспомнишь — это изменит твою жизнь.
— Моя жизнь уже меняется.
Он странно смотрит на неё и уже хочет ответить, как вдруг очередной сдавленный хрип раздаётся из его горла, и в этот раз Малфой заходится в тяжёлом приступе кашля, прикрыв одной ладонью рот, а второй крепко вцепившись в столешницу. На его лбу проступает испарина, и Гермиона осознаёт, что его лихорадит. Она поражённо следит, как Малфой дёргается всем телом, пытаясь совладать с дыханием.
— Мерлин, Грейнджер, тебе бы вспоминать поскорее, — откашлявшись, произносит он с подобием ухмылки на губах и чуть склоняет голову, будто предлагая посмеяться вместе, — а то не уверен, что доживу.
Но Гермионе не смешно.
Она резко оглядывает Малфоя и замечает нездоровый румянец на его скулах и болезненный блеск в глазах. Похожий поплывший взгляд она видела у Малфоя из воспоминания.
Тогда он был ранен, а теперь вот явно болен. Гермиона на секунду устало прикрывает глаза, задумываясь о чудовищных условиях содержания в Азкабане.
Малфой вновь прочищает горло и рукой смахивает капли пота со лба. Гермиона внимательно следит за этим движением и вдруг поддаётся порыву:
— Я могу чем-то тебе помочь? — тихо спрашивает она, голос заботливый, и она ощущает, как все сложные чувства, что вызывает в ней Драко Малфой, отступают перед банальным сочувствием.
Он смотрит ей в глаза долгим взглядом, а потом прикрывает веки, слегка запрокидывая голову, и не сдерживает тяжелого вздоха.
— Малфой…
— Всё хорошо, Грейнджер, — не открывая глаз, неожиданно умиротворённо произносит он. — Ты уже помогаешь.
***
После того, как Гермиона находит Малфоя окровавленного и обессилившего в собственный день рождения, она несколько раз предупреждает его об операциях Ордена.
Не то чтобы она жалеет его или, упаси Мерлин, волнуется. Но ей кажется, что раз Малфой помогает им, она может чем-то отплатить.
Она рассказывает ему об основных заклинаниях, которые применяют члены Ордена, чтобы он знал, с кем точно не следует сталкиваться, а также накладывает на карманы его мантии заклинание незримого расширения, и Малфой прячет там зелья на случай, если они потребуются прямо на поле боя.
Он в ответ приносит ей книгу с информацией о том, как избавиться от проклятия, которое наложил один из Кэрроу на Падму Патил, а также учит применять Вулнера Санентур{?}[Заклинание, которое лечит раны и заставляет кровь вернуться в тело. Снейп применял его на Малфое после того, как тот пострадал от Сектусемпры. Интересная особенность: исцеляемый должен находиться в воде.], и уже после следующего сражения Гермиона тащит раненую Джинни в ванну и избавляет от всех порезов.
Их сотрудничество проходит лучше, чем можно было ожидать.
Впрочем, Малфой всё ещё грубит в ответ на каждое слово и закатывает глаза чаще, чем смотрит на неё. И если бы не его помощь, Гермиона давно прокляла бы мерзавца.
Кроме того, его помощь Ордену для спасения собственной шкуры — не повод ему доверять.
И Гермиона продолжает оставаться настороже, всё ещё с опаской относясь к Малфою.
***
В этот раз, когда она аппарирует в Паучий тупик, Малфой уже ждёт её на месте.
Ночью накануне Гермиона помогала мадам Помфри варить зелья: резала, давила, натирала ингредиенты, пока не начала чувствовать легкое онемение в пальцах. И хоть она не участвовала в сражениях вот уже несколько дней, всё равно чувствовала себя уставшей и будто одеревеневшей; эмоции казались подавленными.
Малфой занял кресло, и Гермиона опускается на диван, откидываясь на подлокотник.
— Я удивлен, что на меня не направлена палочка, Грейнджер, — беззлобно тянет он, с замешательством глядя на неё. — Неужели наше общение действует на тебя благотворно и ты немного перебесилась?
Гермиона закатывает глаза:
— Что у тебя на этот раз?
— Мерлин, Грейнджер, это даже как-то грубо! Я, в конце концов, пытаюсь поддержать разговор, хоть с тобой и не просто это сделать, — он театрально всплескивает руками, а после, не дожидаясь ответа, достаёт из-за пазухи и передаёт ей пачку бумаг. — Вот что у меня. Информация о лагерях егерей. Туда иногда наведываются Пожиратели, которых так проще захватить, а сами егеря нередко содержат заложников прямо там, пока не передают их в министерство.