— Всё было зря, Грейнджер, — горько протягивает он и вскидывает руки, прижимая сжатые кулаки к вискам. — Зря. Я думал, как-нибудь обойдётся. Поверил — после нашего разговора, — что в Хогвартсе будут ответы, — он резко опускает руку с палочкой, прижимая её к груди. — Но там не было ничего, только…
Он задыхается.
В его чертах и суматошных движениях сквозит отчаяние, и Гермиона вдруг явственно осознаёт: что-то случилось. Как он и боялся — серьёзное и непоправимое. Она чувствует, как сводит все мышцы от одной только мысли, и это не даёт ей преодолеть остатки расстояния между ними с Драко, чтобы обнять и успокоить его.
Она застывает на месте и борется с собой, но, собрав всю свою решимость, окликает его:
— Драко, — она усилием воли заставляет голос не дрожать. — Драко, что там произошло?
Он часто-часто моргает, и по лицу проходит дрожь, отчего Гермионе кажется, что он либо заплачет, либо взорвётся в приступе неконтролируемой магии. Она всё же делает ещё один шаг к нему, приподняв руку, словно в попытке коснуться, но так и не дотягивается до него.
Звук, похожий на всхлип, вырывается изо рта Малфоя.
— Когда я уходил, он сказал, что… моя мать будет ждать моего возвращения. — Слова обжигающе холодные и пугающие. Гермиона чувствует давление в горле и нервно сглатывает. — Это был даже не намёк, а прямая угроза.
— Он когда-нибудь… что-то делал при тебе? С ней?
Он кивает.
— Он наказывал нас за промахи отца и… В этот раз ясно дал понять, что за мои промахи… — Драко почти сипит. — Он тоже накажет её.
Её пальцы подрагивают в воздухе, и Гермиона отводит руку и опускает себе на грудь. Сердце трепещет под ладонью.
— Что случилось?
— Ты сказала, что у меня не было выбора, — бормочет он, не глядя на неё, — но что, если он всё-таки был?
— Что ты сделал, Драко?
Её голос звучит почти истерично, и он наконец поднимает взгляд. Глаза налились кровью и блестят, словно у него горячка, зрачки расширены. Это выглядит пугающе, но Гермиона уж точно не боится его. Лишь за него. Снова.
— Они вершат самосуд, — роняет Драко. — Ради… развлечения. Или устрашения других. Это сложно объяснить. Там было несколько человек из Хогсмида, я не могу сказать точно…
Его голос слабеет к концу, а Гермиона, наоборот, переспрашивает на удивление живо:
— Кто это был, Драко?
— Я узнал мадам Розмерту, — он кривится будто от боли, — и были другие знакомые лица. И несколько кентавров.
— Кентавров?
— Они хотели устроить показательную… — он проглатывает слово, лишь губы шевелятся, — …чтобы другие увидели. И не лезли.
— Там был кто-то ещё? Кто-то из Ордена? — Гермиона нервно облизывает губы и слегка подаётся вперёд.
— Нет, только они и… и… Филч. Он и его кошка.
Какой-то блик в его глазах, какая-то мелькнувшая эмоция заставляют сердце Гермионы сжаться, и разум, запутавшись, начинает сигнализировать об опасности. Но она пытается не допустить лишних мыслей и просто внимает словам Драко.
— Сначала они пытали их. — Кажется, что ему требуются невероятные усилия, чтобы вытолкнуть из себя каждое слово. — Круцио… Они накладывали его и некоторые другие заклинания. Они… — Он вдруг сильно морщится и слегка белеет, а затем поправляет себя: — Мы. Мы накладывали заклинания. Я… я старался сдерживаться. Но потом Долохов приказал…
Он понуро смотрит на неё, и Гермиона направляет все силы на то, чтобы ни один мускул в её лице не дрогнул.
— …приказал убить их.
Воздух вокруг них сгущается, сжимается и — пуф.
Словно взрыв.
Гермиона несколько раз моргает и мельком оглядывается по сторонам. Но всё остаётся по-прежнему.
Взрыв был лишь в её голове.
Незримая линия разделяет прошлое и будущее ровно в этот момент, когда Гермиона слышит признание, пока ещё не прямое, но кристально ясное. Она прислушивается к себе, посматривая на Малфоя, который ждёт её вердикта, тяжело дыша. Он выглядит так, будто вот-вот распадётся на куски.
Но это всё…
Гермиона замирает, стараясь убедиться, что не обманывает себя.
Это всё не имеет смысла. Ведь его признание ничего не меняет. Осознав, что на несколько мгновений задержала дыхание, Гермиона выпускает воздух почти с облегчением.
Но Малфой, кажется, трактует всё по-своему и, не выдержав, отводит взгляд.
— Я думал, что не смогу, — шепчет он. Слова полны чувства вины. — Говорят, что нужно иметь искренние намерения, чтобы заклинание действительно сработало. — Его глаза бегают из стороны в сторону, и на виске бьётся вздувшаяся вена. — Но я не… Я не хотел… Я лишь хотел, чтобы он замолчал. Я надеялся, что они не станут. Ведь никому нет дела до сквибов.
Он выплёвывает эти слова с вновь мерцающей во взгляде яростью, и Гермиона стискивает зубы и продолжает молчать, давая ему пространство и возможность выговориться.
— Это было… никак. Я думал, будет больно. Думал, почувствую, как что-то внутри… Звучит глупо, но, может, расколется, сломается, разобьется. — Каждое слово хлёсткое как удар, но сам Драко выглядит всё более потерянным и разбитым. — Но ничего не произошло. Я просто произнес слова, заклинание вырвалось из палочки, и его… больше не было.
— Драко, — коротко окликает Гермиона.
— Они все просто замолчали навсегда. И всё остальное… оказалось неважно. Кентавры, сквибы, маглорождённые, чистокровные, даже чёртова кошка Филча — будто их никогда и не существовало. Но они… были.
Сердце Гермионы рвётся, подталкивая её изнутри, и она всё же разделяет пространство между ними и кладёт руку на предплечье Малфоя.
— Драко, — мягко повторяет она.
Он, словно очнувшись ото сна, вновь смотрит на неё осознанным взглядом.
И в тот же миг выдирает руку, отодвигаясь от Гермионы.
— Пожалуйста, Грейнджер, не говори мне сейчас ничего. Я… я не справлюсь с твоим осуждением, мне хватает своего.
Его взгляд мгновение блуждает по комнате и снова замирает на ней; Драко стоит вполоборота и смотрит украдкой. У Гермионы перехватывает дыхание, но она сжимает челюсти и, вскинув подбородок, отвечает ему суровым взглядом.
— Я не стану тебя судить, — слова легко слетают с языка. Она говорит быстро, едва не сбиваясь, только бы не дать ему себя прервать. — Я не хочу. Не хочу, Драко. Мы участвуем в войне и каждый день видим и делаем… много разного. Это реальность, в которой мы оказались. Я не знаю, как реагировать. Одно дело догадываться, предполагать, слышать чужие домыслы, и совсем другое — когда человек говорит тебе в лицо, что убивал.
— …Пожалуйста…
— Но я не отказываюсь от своих слов! Я на твоей стороне. Я буду отстаивать тебя. И произошедшее не изменит этого.
Она заканчивает горячо и уверенно, но Драко морщится как от удара.
— Грейнджер, я убил его, — припечатывает он, и его плечи тяжело опускаются, будто под весом непосильной ноши. Драко отчасти разворачивается к ней; глаза болезненно блестят. — Я поднял палочку, я произнес заклинание, и его больше нет.
Теперь он смотрит на неё неотрывно, словно хочет убедиться, что она уяснила смысл его слов.
— Я бываю наивна. И постоянно верю в лучшее, ты сам знаешь. И требую этого от других, — Гермиона пытается выдавить улыбку, но уголки губ лишь слегка вздрагивают. — Но я понимаю, что иногда невозможно иначе. Я не виню…
— Отстань, Грейнджер, — рявкает он.
— Дай мне договорить! Я не виню себя в смерти Чарли.
Она взмахивает рукой в воздухе и указывает на себя, с силой ударяя по своей груди.
Не ожидав такого, Драко явно не находится, что ответить, и молча таращится на Гермиону несколько секунд.
— Я не такая смелая, как думала, и оставила его там. Но ты был прав, — она делает многозначительную паузу, чтобы до него точно дошёл смысл её заверений. — Ты спрашивал, что важнее: обстоятельства или результат. Я думаю, что это вопрос без ответа. Ты сделал то, что сделал, и я не забуду этого. Но это… неважно. Потому что у тебя были причины, которые…
— Я думал, обстоятельства — это оправдание? — вдруг перебивает он.