Полусотня рарденцев нырнула в узкий проулок, где едва могла разойтись пара широкоплечих людей. Куда же бегут эти безумцы?..
Над городом разнёсся громкий крик на стейском языке, чем-то похожий своей певучестью и мелодичностью на эльфийский, и бегущие впереди северяне… внезапно упали навзничь.
Проулок почти закончился и впереди уже виднелся выход на какую-то небольшую площадь, а на ней…
На ней были стеи.
Мужчины и женщины, старики и подростки. Они держали в руках свои излюбленные луки, но попадались и трофейные арбалеты, и даже несколько лёгких самодельных баллист.
Аристарх бежал вместе со всеми, но в середине строя, и поэтому вначале просто не понял секундной заминки солдат, бегущих первыми… А затем, он увидел, что их поджидало их впереди.
— Назад, все назад!! — истошно заорал он, но было уже поздно.
По скучившимся рарденцам ударили болты, выпущенные из арбалетов и баллист, от которых не спасали ни щиты, ни крепкие латы. А сверху начали падать пущенные навесом обычные стрелы, находя уязвимые места в броне тяжёлых пехотинцев.
Стрельба стеев оказалась ОЧЕНЬ организованной — выучке этих, по большей части ополченцев, могли бы позавидовать даже отборные имперские стрелки. Чтобы получить звание мастер-лучника от бойца требовалось сделать дюжину выстрелов за минуту, ни разу не промахнувшись. Стеи сейчас же многократно перекрыли этот норматив — при залповой-то стрельбе можно было особо и не целиться.
Теснота и узость проулка не позволили имперцам быстро и правильно отойти — тяжёлые доспехи и большие щиты на этот раз только мешали своим владельцам. Один за другим рарденцы падали, пронзённые множеством стрел, ряды имперцев стремительно таяли. Легионеры пытались отступать, но у них ничего не выходило…
Над головами солдат пролетело несколько оставляющих дымный след снарядов, и где-то позади рвануло несколько несильных взрывов, надёжно запирая легионеров в проулке. По рядам рарденцев хлестнул град из лёгких осколков, некоторые из снарядов оказались начинены горючей смесью, которые, разбиваясь о подставленные щиты, расплёскивали вокруг себя едкое алхимическое пламя. Послышались крики раненных и вопли заживо сгорающих солдат.
По всей видимости, кто-то из стеев воспользовался пращами для метаний каких-то самодельных гранат.
Около лейтенанта упал один солдат, следом другой. Аристарх всем телом ощутил, как его скутум оказался пробит насквозь тяжёлым болтом, которых лишь по счастливой случайности отскочил от нагрудника. По шлему и наплечникам барабанили тяжёлые бронебойные стрелы, но доспех пока держался. Внезапно Морозов понял, что перед ним уже больше никого и прямо ему в лицо летит туча стрел. Левую руку лейтенанта пронзила острая боль — в незащищённую наручем часть вонзилась стрела. Тяжёлый болт ударил в шлем, заставив Аристарха пошатнуться, и на минуту замереть, пытаясь совладать со звоном в голове. Ещё один болт пробил бедро, третий подсёк икроножную мышцу, а последний разворотил кирасу на правом боку.
Истекая кровью, Морозов рухнул в холодный мартовский снег, которых уже начал таять от горячей человеческой крови, пролитой сегодня…
Через несколько секунд он потерял сознание от боли и кровопотери.
…Продуваемый холодным майским ветром военный плац. Солдаты, стоящие ровными коробками. Будничный и равнодушный голос экзекутора. Ледяной холод, исходящий от сковывающих руки браслетов…
— …За преступную халатность, повлекшую за собой смерть тридцати двух солдат имперской армии… но, учитывая смягчающие обстоятельства… Аристарх сын Бориса из рода Морозовых приговаривается к десяти ударам кнута, лишению всех наград и понижению на одно звание, и переводится в дисциплинарную роту. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, будет исполнен сразу же после зачтения приговора. Храни нас всех Сотер…
…Ядовитый свист экзекуторского кнута. Невыносимая боль обжигает спину. Из плотно сжатых губ вырывается яростное шипение. Стальные браслеты больно врезаются в плоть после резкого рывка.
— Раз!..
Свист кнута…
— Два!..
Свист кнута…
— Три!..
Свист кнута… Сил сдерживаться крик уже нет…
— Четыре!..
Свист кнута… Хотя, сил на крик тоже уже нет…
— Пять!..
Свист кнута… Всё тело скручивает невыносимая боль, перед которой отступает даже ледяной ветер, пробирающийся сквозь рассечённую и окровавленную рубаху…
— Шесть!..
Тело безвольно обмякает, прикованное кандалами к столбу. Сознание покидает Аристарха…
— …Держи, старина. Должно помочь, — хмурый и небритый сержант протягивает Морозову небольшую плошку с терпко пахнущей мазью.
— Спасибо… — тихо шепчут его губы.
День проходит за днём. В госпиталь его снова не положили, а просто временно освободили от несения службы. Так что всё лечение сводится к отлёживанию в холодной казарме, и замазыванию ран какой-то ядрёной дрянью, которую регулярно притаскивает Лёха.
Но Морозову наплевать на всё это, ведь каждую ночь его мучает один и тот же сон. Нет, не холодный майский ветер на плацу и свист кнута. Ему снятся летящие в лицо стрелы, и льдисто-спокойные, красивые лица стеев, мечущих эти самые стрелы.
— Клянусь, — тихий шёпот во тьме спящей казармы. — Я больше никогда и никого не подведу. Я больше никогда не брошусь вперёд, очертя голову. Я стану настоящим командиром. Я стану им. Клянусь…
— …Клянусь.
Алый серп стареющиё луны на небе. Тёмный силуэт около на фоне узкой бойницы в центральном форте острога.
— Я никогда и никого больше не подведу. Я никогда не брошусь вперёд, очертя голову…
Плотно сжатые кулаки. Закрытые глаза. Губы, раз за разом повторяющие эту странную мантру.
— Клянусь.
Генерал Морозов открывает глаза, его взор устремлён на тёмную водную гладь мгачинского порта.
— Скоро это начнётся. Но я больше не совершу ошибок. Клянусь.
* * *
16 июня 1607 г. от Р.С., о. Монерон, острог Мгачи, 4:02
Главный форт острога был выстроен по стандартному плану и напоминал невысокую двухъярусную ступенчатую пирамиду, со слегка скошенными вовнутрь стенами. Кроме дежурной смены часовых, обходящих дозором стены, никакого движения в крепости не было.
Негромко потрескивала ажурная тарелка морского локатора, закреплённая на вершине форта. При постройке военно-морской базы в Мгачи выяснилось, что вращающаяся система для него будет избыточна — всё равно порт был прочно зажат между сопок, и сигнал радара надёжно блокировался. Так что сканирование пространства велось только в одном-единственном направлении, с которого вообще было возможно нападение. Дополнительный радар воздушного обнаружения ставить не стали — мощный опять-таки был бы ограничен, а слабый не имел особых преимуществ перед обычными солдатами-наблюдателями. Дальность практически та же, зависимость от метеоусловий та же, слишком уж не совершенен стандартный армейский образец — так зачем же лишний раз переводить силы и средства?..
…В небольшой аппаратной комнате управления радаром, расположенной в глубине крепости, перед небольшим четырёхугольным монитором в одиночестве сидел один-единственный оператор. Потирая красные от недосыпа глаза и попивая уже надоевший до тошноты скверный кофе из армейского сухпайка, молодой сержант напряжённо пялился в экран.
С равномерностью бьющегося сердца, раз в две секунды по поверхности монитора пробегала тускло-оранжевая полоса искр, обновляя показания радара. Хотя показывать особо было и нечего — ничего кроме низких грозовых облаков локатор не показывал.
…Слава Сотеру пока всё было тихо, хотя… Уж лучше бы уже что-то началось, а то напряжённое ожидание последних двух недель уже начинало понемногу сводить с ума… Нельзя быть наготове всё время — таким темпом рано или поздно можно и перегореть…
Народу-то, не хватает — сокращённые штаты, ептыть… Ещё и Генка-напарник заболел — угораздило же его рыбой этой проклятущей отравиться… Второй день один на посту безвылазно сижу, когда же этот кретин уже из госпиталя выйдет? Так же и умом двинуться недолго… Спать охота, трындец, и кофе этот гадкий уже не спасает — надо было у колдунов чего-нить выпросить для бессонницы…