Я потеряла счет времени, мы шли и шли, когда я упала и не смогла встать, ардорец взял меня на руки и понес. Солнце уже село, наступила ночь, а он все шел. Я засыпала, просыпалась — ардорец не останавливался. Он не проронил ни слова, меня всю трясло. Наконец он остановился. Осторожно положил меня на землю. Посмотрел на меня, хрипло сказал:
— Ну, снимай штаны Госпожа, буду пороть…
Глава 6.3
Рем
Мы спали на одном из незаросших мест в лесу, сплошь усыпанном золотыми листьями, налетевшими на лужайку с окаймлявших её деревьев. Листья легли в клетку, шашками, на лужайку. Так же ложились лучи солнца на их золотой ковер. В глазах рябило от этой двойной, скрещивающейся пестроты. Она усыпляла. Я открыл глаза, я лежу на шелковисто шуршавшей листве, положив подложенную под голову руку на мох, подушкой облегавший бугристые корни дерева. Мира лежит на мой руке, ее ноги обвили мои, чтобы точно не ушел. Я на мгновение задремал, снова открыл глаза, проверил, она все еще здесь. Пестрота солнечных пятен, усыпляла меня, клетчатым узором покрыла наши вытянувшиеся на земле тела. Покой снизошел на меня, не хотелось шевелиться, волноваться, мысли медленно перекатываясь, вяло текли. Я разглядываю мою Госпожу, бедная моя. Как же она похудела! Как же она переживала! Потухшее лицо, блеклое и почти без всякого выражения. Полные, но бледные губы, их очертания словно стерлись, синяки на шее, треснувшая губа, синяки под глазами. Спит, но ее пальцы крепко стиснули мою рубашку, я вижу как побелели костяшки ее пальцев, это ее — не отпустит. Проклятье, как же трудно не схватить ее, сжав в объятиях, и не выпускать до завтрашнего утра. Или возможно до следующей недели. Вообще не отпускать… Я грустно усмехнулся. Насколько же непостижимо сложен ее разум. Подумать только, обиделась из-за того, что я не сказал ей, что я Владыка. Кажется я действительно забыл об этом упомянуть. Когда я еще был свободным человеком, который имел право вольно ходить, куда ему заблагорассудится, там, в Ардоре, я часто впадал в сомнение, читая в книгах описание ужаса героя. Там говорилось, что у жертвы останавливалось сердце, что человек врастал в землю, как столб, что по жилам его пробегала ледяная струя и он обливался потом. Я считал это просто плохим стилем. Теперь я знаю, что все это правда. Чем же я ее так сильно успел обидеть? Чего я только не передумал после того, как услышал ее слова там, на поляне. Было очень трудно сконцентрироваться на всех тех человечках, считавших, что захватили меня в плен и расчитывающих использовать меня. Но когда они начали угрожать и грубить моей женщине, пришлось отбросить жизненно важные переживания и избавиться сначала от этого мелкого недоразумения, чтобы потом медленно и обстоятельно выяснять причину обиды моей Госпожи.
Она стояла рядом — бледная, с потухшими глазами, вся такая преданная мной и покинутая всеми. Дрожь сотрясала ее, она обхватила себя крест-накрест ладонями за локти. И несла абсолютную, несусветную чушь. Я никогда не видел ее такой. Она была переполнена одиночеством, протестом, отвращением и дрожала от ненависти и от радости, что удалось спастись. Что-то кричала, я не очень слушал ее ерунду, что я предал ее и вообще она меня теперь не любит… пыталась ударить меня за то, что испугал ее, когда сделал вид, что умираю, а она так волновалась, и вообще ей теперь наплевать на меня, хоть прям сейчас тут умру… и женщин у меня много, бабник… обманщик, и вообще пошел я на небо ко всем святым моим родственникам хвостатым…
Я слушал ее, покрасневшую, разгневанную, кричавшую, с растрепанными волосами и очень старался не засмеяться от облегчения, — “Создатели как она прекрасна, как я люблю ее», — думал я, смотря в это свирепое лицо безжалостного убийцы. В этот момент она решила перейти к действиям и набросилась на меня с кулаками. У нее даже кончики ушей порозовели от злости. Мира даже завибрировала от бешенства, вращая испуганными глазами. Мне вдруг захотелось ее обнять. И я сделал это. Просто резко выбросил руки, схватил ее и притянул к своей груди. Осознав, что я натворил, она же вся в бешенстве — она начала яростно вырываться, что-то шипя как раздраженная кошка, поняв, что я не собирался отпустить ее, она кусила меня, еще… Мира начала извиваться, каким-то чудом освободив одну руку и изо всех сил ударив меня по плечу. Я не отпускаю ее. Мира издала еще один сдавленный возмущенный возглас и ударила снова — куда слабее на этот раз, укусила. Я продолжаю обнимать ее, как же я ее люблю, она перестала дергаться, лизнула место укуса, расслабилась… Дрожа, я опустил голову, уткнувшись в ее волосы, и крепко обхватил ее тело руками.