Рем только мотает головой.
— Это единственный способ, иначе никак. Я пойду в Кромель, куплю все необходимое и мы под видом хозяйки-креландки и ее раба двинемся с обозом.
— Опасно! — как заведенный твердит Рем. — Опасно для тебя. Нас ищут, описания нашей внешности в каждом газетном листке.
— Внешность я изменю, вы, ардорцы, все для нас похожи друг на друга, высокие, клыкастые. Только вот седой ты, закрасим. Да и мифрилы у тебя приметные. Подумаем.
Я чихнула. Все таки я заболеваю. Я убрала с глаз намокшую прядь и посмотрела на небо. Дождь умерился, но не потеплел, темные тучи по-прежнему висели угрожающе низко над головой, словно едва-едва сдерживая в себе обилие вод или даже снега. Вот уже несколько дней, как тучи обрушивали на нас ледяной ливень. Шквал неистовых водяных потоков пригибал нас к земле, я покорно следовала за Ремом, непонятно как ориентировавшемуся в этой темноте. Поскальзываясь, цепляясь за древесную кору и ветки, корни или камни — все, что попадалось под руку мы шли по скользкому горному спуску. Наконец мы подошли к границе леса, перед нами открылся северный Тракт и вход в Кромель. Мы укрылись в скоплении нескольких глыб, и промокшие, замерзшие устроились посреди недоброжелательных каменных стражей. Пальцы ног и рук совсем окоченели и почти не слушались. Последние несколько часов я пытаюсь убедить Рема в необходимости присоединиться к обозу, голова болит, я без остановки чихаю.
Рем обреченно вздохнул, ветер раздул рукава его рубашки, шумно хлопнув мокрыми складками ткани. Я скрестила руки на груди, стараясь укрыться от ледяных порывов, Рем озабоченно посмотрел на меня.
— Ты плохо себя чувствуешь, — озвучил он очевидное;
Сегодня утром на нас напал небольшой отряд разбойников. Лил проливной дождь со снегом. Четверо мужчин отлетали от разъяренного ардорца, размахивающего мечом в одной руке и ножом в другой. Один из нападающих упал, хрипя у моих ног, затих, я смотрю на него в шоке, такой молодой и такой мертвый. Опустив голову, я твердила себе: ты не свалишься в обморок, ты на своем веку уже видала мертвые тела, нет, ты не свалишься в обморок… Создатели, у него такие же голубые глаза, как у Эжери…
Длинный, глубокий порез Рема успел покрыться аккуратной корочкой запекшейся крови, темная полоса длиной примерно в три дюйма тянулась от челюсти к горлу.
— Тебе надо к целителю;
Отмахиваюсь от паники в его голосе, настаиваю:
— Ерунда, всего-лишь горло першит, «и нос заложен, и голова болит». Я пойду в Кромель, куплю все необходимое для смены личины, узнаю про обоз…
Мы стоим, обнявшись, в тихой заводи нашего временного покоя, ища друг в друге опору среди зыбучих песков грядущей войны. Она нас еще не настигла. Но я уже слышу ее тяжелую поступь, узнаю знакомый напряженный страх в глазах Рема. Он боится и не хочет отпускать меня. Я ухватила его за подбородок и повернула лицом к себе. Он широко раскрыл глаза в притворном удивлении:
— Рем, любимый, что бы ни случилось, не ходи в город, это будет самоубийством!
Кивает, обнимает меня крепче:
— Иди сразу к целителю, поняла?
— Великий Владыка, если ты покинешь эту рощу до того, как я вернусь, я выпорю тебя ремнем по голому заду. Слышишь? — надеюсь мой дрожащий голос звучит достаточно грозно. — Не очень-то приятно тебе будет идти пешком до самого Ардора с воспаленной задницей. Запомни это, — сказала я, — это не пустая угроза. — Рем неразборчиво хмыкнул, и я подавила улыбку. Ну что ж, Великий Владыка явно испуган, я чувствую как его большое тело дрожит, обнимая меня:
— Госпожа, у тебя времени до вечера, а потом я приду за тобой… Бегом к целителю и обратно.
Иди Мира, я жду тебя, любимая. — Я следила за ним, пока он не исчез в дубняке. Шел он медленно, как раненый, который знает, что ему необходимо двигаться, но чувствует, что жизнь мало-помалу выходит из него сквозь пальцы, прижатые к ране…
Стояло очень раннее промозглое утро. Солнце уже взошло, но его не было видно за тяжелыми серыми облаками, голова сразу начала болеть из-за сильного удушающего запаха многочисленных фабрик. По улицам шныряли кошки. Из некоторых окон уже доносился запах кофе, смешанный с запахом ночи. Фонари погасли. Где-то погромыхивала телега. Люди темными торопливыми тенями пробегают мимо меня. Я сняла комнату в постоялом дворе — сюда я буду приносить свою добычу. Я иду в богатую часть города, туда, где я смогу купить одежду для знатной дамы, которая может позволить себе раба-ардорца. Снова пошел дождь. Я оглянулась — я оказалась между витринами двух магазинов: в одном были выставлены корсеты для пожилых полных дам, другая была витриной шикарных платьев для носителей браслетов подчинения. Я стояла напротив ярко сверкающей витрины — окно в роскошную жизнь. Я помню, века назад, когда только появились эти платья, с одним рукавом короче, чтобы все видели браслет на руке хозяина. Я тогда мечтала о таком же, это был предметом всех моих грез и единственным возможным и самым полным счастьем. Какое удивительное чувство: как будто передо мной в мерцающем свете возникло собственное детство, год назад, как давно это было! Казалось, эти платья беззвучно появились из какого-то другого нездешнего и все же знакомого мне мира. Я решительно зашла внутрь. Продавщица скептически оглядела меня, мокрого нищего мальчика, одетого в грязные обноски. Гляжу на нее высокомерно, задрала нос, с которого предательски что-то капает: