Выбрать главу

Маришка прижималась к стене, ее схватил за плечи Томеррен. У него сверкали глаза, дыхание вырывалось со свистом.

— Нет! — не говорил, а шипел он. — Нет, Маришка! Этого не будет!

— Уйди! — требовала она, вырываясь. — Я не хочу тебя видеть. Отпусти руки, мне больно!

Томеррен отошел на середину комнаты. Он запнулся, отходя, и бешено глянул на пол, я хорошо помню его взгляд, полный ярости — он ненавидел даже вещи.

— И поставим на этом точку, Томеррен.

Он молчал, не поднимая лица. Он старался успокоиться.

— Что же стоишь? Повторяю: уходи!

Он взглянул не на нее, а на меня. Он не знал, что я там стою, но повернулся ко мне. Его сведенные брови как бы ударились одна о другую, скулы ходили. Я не узнавал весельчака и шутника Томеррена. От человека с таким лицом нельзя ждать доброго.

— Почему? — тяжело выговаривая спросил он

— Хорошо, слушай. Я не люблю тебя. Этого хватит?

— Это я слышал. Но почему? По-человечески объясни — почему? Я брат наследника Владыки, я тебя люблю, мы будем жить в этом дворце, о чем еще мечтать?

— Я не люблю тебя, и не уважаю. Этого не достаточно?

Он помолчал, словно набираясь духу.

— Значит, все дело в Армадиле? Я не носитель! Да! Вы все тут гордые носители камня Жизни, а я недостоен? — Томеррен как и любой житель Ардора не знал об истиной причине возникновения Армадила в наших телах, он придерживался мнения, что Армадил раздавался Владыкой наиболее достойным. Наша тайна хранилась нами даже от наших.

— Эти наши тупые друзья более достойны Армадила, чем я, воспитанник Владыки, брат наследника!

— Не говори так о моих друзьях!

— Они тебе дороже, чем я? Ты встала на защиту этих ничтожеств и в результате потеряла единственное человеческое чувство, что нас связывало, — нашу любовь?

— Какая любовь! Ее и не было, ты все напридумывал в своей голове! Томеррен, еще раз прошу — уходи! Наш разговор беспредметен. Неужели ты не понимаешь, что каждым словом усиливаешь отвращение к себе?

Гордость боролась в нем со страстью. На миг мне стало жаль его. Я волновался за Маришку. Я видел его лицо, оно было страшно — в неистовстве он мог поднять на нее руку. Я сжимал кулаки от бессилия. Мне надо было оградить ее, а не подглядывать!

— Я бы ползал перед тобой на коленях, целовал твое платье, — сказал он горько. — Я попрошу Рема дать мне этот проклятый Армадил, он меня любит, он мне даст! Стань моей!

— Маришка грустно мотает головой.

— Как я ненавижу, нет, как я ненавижу вас! — восклицает Томеррен

Маришка подошла к нему вплотную. Теперь я боялся, что она первая ударит его.

— Наконец-то, Томеррен! Я долго ждала такого признания. Вот он, весь ты, озорник Томеррен, весь ты такой душа компании, милый любящий брат — ты — ненависть, одна ненависть! И ты хочешь, чтоб тебя любили, хоть сам всех ненавидишь! Глупец, ты думаешь, ненависть порождает любовь?

Он опомнился. Он попытался обнять Маришку. Несмотря на то, что он был человеком, не ардорцем, он был выше и сильнее Маришки— она молча боролась с ним. Он в исступлении целовал ее лицо. Я готов был сорваться с места. Никогда ардорец не помыслит принуждать женщину к отношениям. Женщина — это святое существо для нас, любимое и нежно охраняемое.

— Оставь! — закричала она гневно. — Я сейчас так закричу, что сбежится весь дворец.

Он медленно отошел. Он, стоя, пошатывался. Лицо его побледнело. — Я тебе это запомню Маришка!

* * *

Подозрения, сомнения подтачивают нашу дружбу. Ребята разошлись, костер потухал. Я задумчиво смотрел на умирающий огонь. Росистый вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Я сидел и вспоминал. Про увиденное в тот день я не рассказал никому. Я решил, что это дело Маришки и Томеррена. Но то, что я видел и слышал мне очень не понравилось. Я чувствовал, что около моего лучшего друга и моего Владыки находится опасный человек.

Глава 3 Поражение

Зачем за Вергилием следом кругами познанья

Идти сквозь кромешную чащу исканий, сомнений,

Нести баснословную нежную тяжесть иллюзий

В мельканьи теней, как в тумане, любви первозданной

Пытаться найти, задыхаясь, Единственный образ?

Как хочется жить! Но как страшно и как одиноко!