Томеррен с вызовом ждал моего ответа. Я молчал. Спорить с ними было бессмысленно. Я думал.
— После гибели Лукаса и ребят… — взволнованно начал было Лиэм
— Кстати, о несчастном нашем друге Лукасе, — перебил его Томеррен. Вы все повторяете, что он погиб, нет, помните, он пропал — остался там, кто видел его мертвым, как мы все видели очевидную смерть Аддриана? — Зак скривился. — Думаю, никто не усомнится, что я с охотой отдал бы собственную жизнь ради его спасения, — продолжал Томеррен. — Но если уж с полной откровенностью, то лучше и для нас, и для всего Ардора, если Лукас погиб в борьбе с имперцами.
— Ты отдаешь отчет в своих словах, Томеррен?
— Полностью отдаю. Лукас слишком много знает о наследнике — уважительный кивок в мою сторону. — Зато он не знает, что такое пытки — физические и нравственные. Я уверен, что креландцы в совершенстве владеют техникой допроса… Вы меня понимаете? Нам нельзя оставаться здесь, Лукас точно сказал им как Рем работает, его слабости и сильные стороны; нам надо уйти в неожиданное для Лукаса место, которое он не сможет выдать даже ментальному магу! — Томеррен торжествующе обвел всех озорными глазами.
И на это я не ответил. Я уже думал о судьбе, ожидавшей Лукаса, если он жив. Милый и гениальный, взбалмошный и добрый, он меньше любого из нас был способен вынести насилие и муку. Но сомневался ли я нем, нет. Я, в отличие от Томеррена знал, Лукас скорее умрет, чем выдаст. Даже тот факт, что он являлся носителем Армадила и знал намного, намного бальше среднего ардорца, не беспокоил меня.
— Сказать тебе, кто ты? — взорвался Зак, вскакивая с места — Ты гад паршивый, вот ты кто! — Зак с перекошенным от бешенства лицом, вцепился в воротник Томеррена и тряс его как тряпичную куклу,
— Я уже давно хотел тебе это сказать, — выплевывал он, продолжая трясти брата. — Лукас никогда, слышишь придурок блаженный, никогда не предаст Рема! — Все всочили. Николас пришел на помощь стремительно бледнеющему от злости Томеррену. Зака оторвали, оттащили на безопасное состояние. Никто не спросил Томеррена о его самочувствии, после его слов, между ним и ребятами появилась незримая стена брезгливости.
— Сильный такой да, Зак, — сплевывая кровь из разбитой губы, прошипел Томеррен, весело и как то дико ухмыляясь, — Ты ж герой, устоял бы во время пыток, ни слезинки не уронил бы… — а затем, как то неуместо, по моему, вдруг добавил, — посмотрил каким ты будешь героем, когда… — не договорив, он, резко развернувшись, вышел-выбежал из палатки.
Воцарилась тяжелая тишина.
— Знаете, — тихий голос задумчивого Николаса прозвучал неуместно громко — я даже не хочу думать о том, что это он только что тут сказал про пытки и про посмотрим… Пророк тоже мне…
Я недоуменно пожал плечами как взрогнул, ну всякое бывает со всеми, нервы там, наверное у Томеррена…
В итоге этого совещания, уже без Томеррена, о создании нашего отряда было решено окончательно, а я, в свою очередь, одобрил идею Тфуля, горячо поддержаной ребятами, что отряд должен будет состоять из по крайней пятидесяти лучших бойцов и магов. Никому, однако, не понравилась идея, что отряд будет действовать самомтоятельно и автономно и, главное, без поддержки ардорской армии. Тут уж ничего не помогло, ни хмурый взгяд наследника, ни праведный гнев, ни шантаж и угрозы, ребята стояли плечом к плечу насмерть против одного меня священного. Скрепя сердцем, чувствуя свое поражение, я согласился, что мы будем действовать под поддержкой армии, переходя вдоль линии фронта, и выходя на передовую лишь для магического удара.
Конец зимы. Наши усилия наконец начали приносить положительный результат. Имперская армия дрогнула. Остановилась почти на подступах к столице Осгилиану. Начала отступать.
Уж солнце начинало прятаться за снеговой хребет, когда мы въехали в Таурскую долину. Мы неутомимо погоняли лошадей, чтоб успеть до ночи взобраться на Таурскую гору и с утра ударить по отступающему, но все еще огрызающемуся противнику. Славное место эта долина! Со всех сторон горы неприступные, красноватые скалы, обвешанные зеленым плющом, желтые обрывы, исчерченные промоинами, а там высоко-высоко белоснежная бахрома снегов, а внизу Серена, обнявшись с другой безыменной речкой, шумно вырывающейся из черного, полного мглою ущелья, тянется серебряною нитью и сверкает, как змея своею чешуею.
Вот уже неделю мы преследуем медленно отступающую креландскую армию. С болью смотрю я вокруг — то, что сделали имперцы с еще вчера изобильным краем. Отступая, имперцы сожгли города и деревни. Когда-то в красивой долине зеленым озером колыхались пышные травы, а пересекающая ее Серена уже здесь, в своей середине, была глубокой и сильной рекой, так как ее питали бесчисленные источники и ручьи, стекавшие с гор. Земля у ее берегов была жирной и плодоносной.