— Сбежать говоришь… — мечтательно протянул я, — эта идея казалась очень заманчивой, но, как всегда но — ответственность;
— Да, да, — с жаром засуетился Томеррен, нажремся, песни попоем, поплачем…
— Нет — как всегда бескомпромиссно припечатал Сай, — опасно;
— К сожалению, — сказал я, пожимая плечами, — вынужден согласиться с Саем, — война еще не закончилась.
Томеррен весь поник, как будто сдулся внезапно, лицо его приобрело отсутствующе-тусклое выражение, взгляд потух — ну что ж, я понимаю, да, опасно, эх, опасно, да… — что то бормоча он ушел.
— Изменился он, — задумчиво произносит наконец Николас, — какую-то большую думу страдает наш весельчак. — Никалас продолжал смотреть вслед Томеррену;
— Вот, однако же, смотрю, — продолжил он внезапно после долгой паузы, — Томеррен стал словно задумываться много, вдруг начинает ходить по комнате, загнув руки назад; потом раз, не сказав никому, отправился стрелять, — сегодня целое утро пропадал; раз и другой, все чаще и чаще…Куда он ходит постоянно…
— Всем сейчас тяжело, после того, что мы видим каждый день, — произносит Лиэм.
Мы подходим к Мелеборену вечером. Там все еще звучит грохот орудий. Но город уже почти очищен, докладывает осунувшийся Тфуль. Вам лучше туда не ходить мой Владыка, умоляет Тфуль, мы сами справимся… Что ж такое произошло, что даже повидавший Тфуль заикается и отводит глаза при упоминании о Мелеборне. Но решение принято, мы собираемся выступать завтра с утра.
В большой палатке ложимся спать. Артиллерия противника, по обыкновению, благословляет нас на сон грядущий.
— Сколько жителей насчитывал Мелеборен до войны? — шепчет Лиэм.
— Тридцать тысяч, — тоже шепотом отвечает Сай, — надеюсь хоть кто-то выжил…
Один раз мне удается уснуть крепко. Я просыпаюсь, словно от внезапного толчка, и не могу понять, где я. Выхожу из палатки. Я вижу звезды, вижу ракеты, и на мгновение мне кажется, будто я уснул на каком-то празднике в саду около нашего дворца… Все это длится лишь одно мгновение, затем я узнаю силуэт Кат. Он сидит спокойно, смотрит на небо. Заметив, что я проснулся, он говорит:
— Очень неплохой фейерверк, если бы только это не было так опасно, — задумчиво говорит он;
Мы сидим и смотрим на яркие, разноцветные ракеты, расцветающие в небе. Креландская артиллерия получила подкрепления, это мы слышим сразу же.
Вдруг мы увидели Томеррена, выходящего из перелеска, окружающего Мглистые горы. Томеррен имел вид человека, занятого какими-то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Не заметив нас, он, как тень, шатаясь, прошел мимо.
Я так устал, что сейчас с лошади свалюсь. Голова гудит, глаза слипаются. Мерный шаг лошади убаюкивал меня, и веки тяжелели. Нельзя спать, нельзя, нельзя.
Сай трясет меня.
— Ты спишь на ходу, — сказал он.
— Просто даю глазам отдых.
— Что-то долго они у тебя отдыхают. То-то смотрю, ты лег на лошадь. Смотри, Владыка, будешь носом клевать, к лошади привяжу.
— Очень страшно, тогда все узнают ужасную правду, что бедного наследника связанного доставляют на место сражения.
Со всех сторон слышится хохот.
Еще издали, на подступах к Мелеборену, мы видим, что на деревьях и стенах болтается что-то темное.
— О нет, это дерьмо опять, — простонал Зак.
Когда мы подъехали ближе, увидели голых ардорцев, висящих на длинных веревках. Мы вошли в город.
В медленно расходившемся дыме от пожаров по всему тому пространству, по которому мы ехали, по всему городу— в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Креландцы, ардорцы, женщины, дети… Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда мы не ведали…
Садилось солнце. Вечер был сух, как рисунок углем. Вдруг садящееся где-то за домами солнце стало из-за угла словно пальцем тыкать во все красное на улице: в красноверхие шапки креландцев, в полотнище упавшего красного-белого флага, в следы крови, протянувшиеся по снегу красненькими ниточками и точками.
— Ненавижу, ненавижу, — бессмысленно приговаривал Николас, задыхаясь от животной злобы и потребности излить эту злобу.
Лиэм тихо молился, лицо Зака почернело от гнева и горести, брови горестно сложились складками над почерневшими глазами. Томеррен сидел застывший, стеклянными глазами осматриваясь вокруг, крепко держась за лошадь судорожно сведенными руками, приходившейся ежеминутно перешагивать через мертвые тела.