Теперь Гитлер, должно быть, очень обеспокоился, даже в этот высший момент своего триумфа над державами Версаля. На самом деле его тревога зародилась еще 24 мая, до британской эвакуации из Дюнкерка, когда адмирал Канарис доложил, что против Бессарабии сосредоточиваются тридцать советских дивизий. Гитлер действовал с крайней деликатностью; он поручил Риббентропу подготовить ноту Молотову, которая не являлась протестом по причине отсутствия консультации, но фактически поощряла действия Советского Союза. Германия брала на себя обязательства посоветовать Румынии принять советские требования. Только в отношении включения румынской провинции Буковины, которая никогда не была российской территорией (это исконная русская (времен Киевской Руси) земля. — Ред.) и которая не упоминалась в секретном протоколе, витал призрак протеста.
Русские вошли в Бессарабию и в Северную Буковину 28 июня, но это было только начало проблем. Венгрия и Болгария получили стимул на выдвижение ревизионистских претензий к Румынии, относящихся к концу Первой мировой войны, когда Румыния выкроила себе «империю» из обломков старой Австрийской и Российской империй. 25 августа, после того как были прерваны переговоры в Турну-Северине, Венгрия была на грани вторжения в Румынию. Гитлер узнал через Канариса (который имел в Румынии секретную переодетую агентуру, что русские будут использовать это как предлог для перехода реки Прут, чтобы восстановить порядок на нефтяных месторождениях в Плоешти, хотя эти промыслы представляли экономический интерес для Германии, но ни в коем случае не для русских. Гитлер приказал немедленно перебросить две танковые дивизии в юго-западный угол Польши, чтобы, если понадобится, противостоять русским. Но в этот момент роль миротворца сыграл Муссолини. Спустя четыре дня Риббентроп встретил в Вене, во дворце Бельведер, полномочных представителей Италии, Румынии и Венгрии. Здесь Румынию убедили отдать район с населением 2400 тыс. человек в обмен на германскую гарантию ее оставшихся и намного уменьшившихся территорий. Это было очень плохое решение, но войны между Венгрией и Румынией удалось избежать.
Гитлер утверждал, что действия Советского Союза в оккупации Бессарабии и Северной Буковины были спровоцированы Англией. В течение ряда месяцев после этого события он постоянно говорил Альфреду Йодлю, начальнику штаба оперативного руководства Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ), об истинной причине, почему Англия не прекратила войну после эвакуации из Дюнкерка. Это произошло из-за «частных или тайных соглашений» с Советским Союзом, что она должна либо сокрушить Германию политически, либо напасть на нее. И все же у Гитлера не было оснований думать о чем-то подобном. 13 июля Молотов действительно вручил Шуленбургу меморандум, в котором содержалось описание беседы Сталина со Стаффордом Криппсом. Британский посол заявил Сталину, что «его правительство считает, что прямой задачей Советского Союза является поддержание объединения и руководства Балканскими странами». На эту сладкую неопределенность, столь живописную в своем историческом парадоксе сегодня, Сталин ответил весьма резко. Он не признал, что существует какая-либо опасность установления гегемонии Германии в Восточной Европе. Он хорошо знал нескольких германских государственных деятелей, и он не обнаружил никакого желания с их стороны поглотить европейские страны. Никакая держава не имеет права на исключительную роль в консолидации и руководстве Балканскими странами. Советский Союз также не претендует на эту миссию, хотя он заинтересован в балканских делах.
Очевидно, Гитлер не поверил ни единому слову из этого важного разговора. На него большее впечатление произвело провозглашение в конце июля советской власти в трех Прибалтийских государствах — вещь, за которую он торговался и в которой мог винить только самого себя. И так вышло, что несмотря на то, что 16 июля 1940 г. он подписал первую директиву по вторжению в Англию, тринадцать дней спустя Гитлер обсуждал с Гальдером и Йодлем планы вторжения в Россию на случай, если вторжения в Англию не произойдет.