«Барбаросса»
Когда две державы столь напуганы и с таким подозрением относятся друг к другу, как это было между Германией и Советской Россией после завоевания Гитлером Запада, вооруженный конфликт представляется неизбежным. И все же не было ничего такого в том, что Советский Союз совершил в июле 1940 г., чего бы полностью не следовало ожидать в рамках секретного протокола от 23 августа 1939 г. То, что в июле 1940 г. наступил момент, когда Гитлер объявил о своем решении напасть на Россию, было вызвано двумя причинами. Во-первых, это было связано с его неохотой «крестьянина из глубинки» заниматься планами своих командиров по морскому вторжению в Англию — нечто не имеющее аналогов со времен изобретения пороха. Нашелся даже какой-то младший штабной офицер, который перевел отрывки из Юлия Цезаря как единственную существующую в истории модель. Во-вторых, это произошло благодаря мнению, которое укрепилось в уме Гитлера вместе с успехом торгового пакта с СССР, — мнению, что он, став хозяином европейской части России, будет обладать беспредельными природными ресурсами. Это обладание свело бы на нет британскую морскую блокаду Германии или даже совместную англо-американскую блокаду континента. Капитуляция Советского Союза помогла бы справиться с англо-американской морской мощью. Гитлер редко принимал всерьез операцию «Морской лев», кроме как способ обмана, ведения отвлекающих действий. Согласно данным Гельмута Грайнера, официального лица, отвечавшего за ведение дневника событий в ОКВ, Гитлер открыто заявил на заседании штаба 21 июля, что инструкции по вторжению существуют только на случай, если все остальное не получится, и что он лично считает, что Англия будет усмирена, когда Советский Союз уже не сможет представлять угрозу для Германии. Как говорит Франц Гальдер, во время этого совещания Гитлер спросил у своего главнокомандующего, сколько дивизий тому потребуется для завоевания Советского Союза, и Вальтер фон Браухич оптимистически ответил: «От восьмидесяти до ста».
Спустя неделю, 29-го, Гитлер внезапно спросил Йодля, не может ли тот начать сосредоточение этих войск немедленно, чтобы нападение на Советский Союз произошло осенью. Йодль ответил, что такая концентрация требует минимум четыре месяца, а к этому времени уже наступит зима. Потом Йодль вернулся в свой поезд, ожидавший его в Рейхенхалле возле Берхтесгадена, и сказал своему заместителю Вальтеру Варлимонту, что полагает, что отговорил Гитлера от войны с Советским Союзом. И действительно, вскоре после этого Варлимонт услышал от Гитлера, что выполнение решения лишь отложено. Через два дня после встречи с Йодлем, 31 июля, Гитлер повторил свои аргументы Францу Гальдеру, закончив это заявлением: «Если мы начнем в мае 1941-го, у нас будет пять месяцев на то, чтобы закончить эту работу».
Начиная с этого момента, планы оккупации румынских нефтяных месторождений и долгосрочное планирование всеобщего вторжения в Советский Союз разрабатывались параллельно: первым занимался Йодль из штаба оперативного руководства ОКВ в Берхтесгадене и Берлине, а вторым — Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных войск, в Фонтенбло. Практически эти два человека были соперниками и независимыми начальниками штабов. До самой середины октября в Верховном главнокомандовании (ОКВ) должны были считать, что высадка в Англии неизбежна. Поэтому план нападения на Советский Союз, курировавшийся Гальдером, поначалу был известен лишь очень ограниченному кругу штабных офицеров. Например, 8 августа Гальдер предупредил военного атташе в Москве генерала Эрнста Кестринга смотреть в оба, потому что ему скоро предстоит отвечать на многие вопросы.
Черновой план нападения на Советский Союз существовал уже 3 сентября. Как показал в Нюрнберге фельдмаршал Фридрих Паулюс, бывший в то время заместителем Гальдера и первым обер-квартирмейстером, это в принципе был тот план, который и был в конце концов принят. По нему требовалось использование румынской и финской территории, а также Восточной Пруссии и Польши, и он предусматривал применение от 130 до 140 дивизий. Цель состояла в уничтожении советских вооруженных сил в западной части страны с помощью настолько плотных окружений, чтобы никакие крупные формирования не могли ускользнуть в глубь страны. Таким способом намечалось до наступления зимы достичь линии А — А, то есть фронта, простирающегося от Архангельска до Астрахани, далеко к востоку от Москвы и неподалеку от Урала. Это была линия, с которой можно было бы заключать мир, потому что на таком расстоянии считалось, что Германия уже не сможет подвергнуться воздушному нападению. Дальнейшие детали плана — танковых прорывов и боев с окруженным противником — разрабатывались в военных штабных играх, проводившихся в ноябре — декабре в Фонтенбло с участием ряда штабных офицеров высокого ранга.