Спустя четыре месяца Гитлер дал понять на совещании в Ангербурге в Восточной Пруссии, что независимость сепаратистских государств будет только номинальной. Брешь, созданная бегством или убийством прежней бюрократии, будет заполнена немцами. Посему никакого ослабления в первоначальных инструкциях. Указы, подготовленные Гитлером до начала кампании, не были отменены даже тогда, когда война была явно проиграна. И тут Гитлер даже стал еще более привязан к ним, чем когда-либо, потому что уже больше не было политического режима, который надо подготовить для России, а было необходимо оставить максимум опустошения после отступающего вермахта. Хотя немцы не пробыли в Советском Союзе достаточно долго, чтобы уничтожить всех сторонников марксистской доктрины или создать страны-сателлиты «с ограниченным интеллектом», гитлеровское обращение от 30 марта 1941 г. оставалось руководящим принципом германского правления, хотя оно означало анархию на оккупированных территориях и оппозицию в большинстве подразделений немецкого руководства.
Возможно, в марте 1941 г. Гитлер надеялся подчинить высшее руководство вермахта своей воле, сделав его соучастником такого преступления, после чего генералам было бы невозможно просить о мире через его голову, если кампания закончится провалом. Именно так и случилось, но трудно допустить, что Гитлер планировал это как непредвиденное обстоятельство в то время, когда не рассматривал возможность затяжной войны. По мере приближения даты начала вторжения планы Гитлера становились все более суровыми. Также произошли и глубокие изменения в глобальной концепции обращения от 30 марта в сравнении с тем, что содержалось в документе от 13 марта. Между этими двумя датами Гитлер стал значительно уверенней в полноте и быстроте советского крушения. Это можно видеть из замечания Гитлера, которое он высказал Гальдеру 17-го о том, что идеологические связи русских людей не столь прочны, чтобы выжить. Они разорвутся с уничтожением большевистских функционеров. Это означало, что Гитлер больше опасался националистических движений, чем коммунистических. По какой-то причине он сказал Гальдеру, что думает, что белорусы будут встречать немцев с распростертыми объятиями, а украинцы и казаки подозрительны, а в действительности все оказалось наоборот.
Что же произошло с генералами, когда Гитлер «взорвал перед ними свою бомбу» 30 марта? Некоторые из них уцелели, чтобы описать свои переживания в Нюрнберге либо как свидетели, либо как подсудимые. Никто не был готов признать, что был в согласии с Гитлером. И все же, если бы они вернулись после обеда и заявили, что не согласны с этим, то не было бы никакого приказа о комиссарах, да и, может быть, и не было бы и нападения на Советский Союз. Однако это нереалистический взгляд на историю. Альфред Йодль, который был очень реалистичным, рассказывал американскому юристу, раскрывшему глаза от удивления, на перекрестном допросе, что германские генералы революций не делают. Он считал, что ближайший случай, если вообще такое бывало, имел место в 1848 г., когда прусские генералы стукнули по земле саблями. Поэтому вместо того, чтобы сказать что-нибудь Гитлеру, некоторые генералы убеждали друг друга, что смогут нейтрализовать зло, когда придет время, издавая свои собственные приказы.
Таким, по крайней мере, было объяснение, данное гитлеровским начальником штаба оперативного руководства ОКВ. Высший же генералитет вермахта по-настоящему не ответил за события войны. 8 августа 1948 г. в ходе американского процесса Браухич был переведен из лагеря для интернированных в Бридженде, Гламорган, в Уэльсе в Мюнстерлагер в Германии. Предполагалось судить Браухича, Манштейна и Рундштедта в Гамбурге британским судом. Но Рундштедта (1875–1953; генерал-фельдмаршал (1940). Во время кампании на Западе в 1940 г. командовал группой армий «А». В июне — ноябре 1941 г. возглавлял группу армий «Юг». Был главнокомандующий на Западе (1942–1945). — Ред.) объявили слишком старым и больным, а Браухич скончался до конца года. Так что перед судом предстал лишь Манштейн. Что касается Гальдера (начальник Генштаба сухопутных войск в 1938–1942 гг.), который также был в британском заключении, то сочли, что Гитлер его уже достаточно наказал. Поэтому ему было разрешено давать показания от имени генералов, которые находились у него в подчинении.