— Во мне?
Он отвернулся:
— Не хотел верить, что ты могла изменять брату, тем более что я и ты… мы почти уже сошлись с тобой. Но что взбесило меня больше всего, так это — вот!
Из внутреннего кармана он достал конверт и бросил его на диван. Опершись на колени и обхватив голову руками, он замер, глядя в пол:
— Проверь, все ли правильно.
Герде показалось, что сердце перестало биться. Она не могла шевельнуться, будто тело обледенело. Только глаза кричали о помощи.
— Проверь. — В голосе слышались грубые нотки. — Или, может, мне самому проверить?
Дрожа всем телом, она открыла конверт и стала судорожно пересчитывать фотографии и негативы. Из-за слез изображение сливалось в серую массу. Несколько снимков упало на пол. Чувствуя, что теряет сознание, Герда что есть силы до боли сжала виски.
Джордан испуганно склонился над ней:
— Ради бога, Герда! Зачем так реагировать? Ты просто… Ты великолепно получилась. Если тебе неприятно, давай мы… — Яростно комкая, он сгреб снимки в кучу и запихнул их обратно в конверт. — Вставай. Пойдем, я отвезу тебя в аэропорт. Может, еще успеешь.
Ее как будто пронзила молния. Она вскочила и в исступлении закричала:
— Нет! Отдай их сюда! Я уничтожу все это!
— Нет. Я сам! — отрезал Джордан. — Я должен быть уверен, что ни один похотливый мужик не увидит это. — С каким-то зверским наслаждением он порвал конверт на две части и бросил в камин. — Надо все сжечь. — Он старался выглядеть спокойным. — Где у тебя спички?
Глядя в глаза, полные злости, Герда прошептала с замиранием сердца:
— Почему ты так переживаешь?
— Я?! Да, я переживаю! — рассвирепел он. — Я все три года только и делал, что переживал! Три адских года!
Казалось, он сейчас все разметет в маленькой комнатке. Герда стояла, боясь поднять глаза. Она почувствовала, как он подошел почти вплотную.
— Я не вмешивался, потому что думал, Стюарт любит тебя. Потом узнал, что ты выходишь замуж за другого. Я не мог поверить. Сам того не желая, я страдал. Мне было очень больно. Все это время я продолжал любить тебя. Так не должно было быть, поэтому я решил отомстить. Пойдем… — Он отошел, направляясь в коридор, и Герду охватила леденящая пустота. — Я отвезу тебя.
Комната бешено завращалась перед глазами. В этом адском круговороте Герда видела только его лицо.
— Нет! Нет… — Руки тянулись к нему в немой мольбе. — Нет, скажи это снова! Пожалуйста! Боже, я и думать не смела, что…
— Ты не веришь мне? Не веришь, что я ненавижу себя так же сильно, как ты, должно быть, ненавидишь меня после всего, что случилось? — Его голос срывался. — Ну тогда извини!
Герда, кусая губы, качала головой:
— Нет! Скажи еще раз. Ты страдал… Может, мне почудилось, но ты сказал, что… — Слова застряли в горле.
Джордан остолбенел. Герда жадно смотрела на него, и ей казалось, что она тонет в его глазах. Лицо напряглось в мучительной борьбе. Злоба и недоверчивость постепенно растворялись, уступая место испугу от осознания столь неожиданного счастья. Хотелось плакать и смеяться. Хотелось раствориться в этом пленительном свете любимых глаз. Не выдержав, Герда вскрикнула и бросилась в его объятия.
— Джордан, милый! — шептала она словно в забытьи, прижимаясь к нему со всей силой истосковавшегося по любви тела. — О, Джордан…
Дыхание перехватило, их губы слились в страстном безрассудстве поцелуя.
Время остановилось. Все исчезло, все умерло. Ничего не существовало, кроме безумного, неутолимого, всепоглощающего и всепрощающего желания.
Прошло шесть недель.
Герда сидела на освещенной лунным светом террасе старинного готического замка на берегу Рейна. Словно живая, в черной безмолвной бездне луна склонялась к земле своим огромным холодным серебряным ликом. Внизу у реки слабый ветерок раскачивал верхушки сосен, и казалось, что это великаны, боясь нарушить ночной покой, тихонько перешептываются между собой.
Теплые волны счастья снова и снова набегали на сердце, и на лице застыла по-детски глупая, счастливая улыбка. Сегодня утром Стюарт впервые за последние три года встал на ноги и сделал несколько шагов.
Всего лишь несколько неуверенных, болезненных шагов. В глазах боязнь ошибиться, поверить в чудо раньше времени. Но вот сердце не выдерживает, силы покидают его, и несколько пар рук любящих его людей подхватывают изнеможенного, пьяного от счастья Стюарта. Рэчел захлебывается в радостных рыданиях: «Я же говорила, все получится!»