- Руся, мы это кино на той неделе смотрели, ты что не помнишь? - раздраженно проговорил я.
Мы только что вернулись с прогулки, и вся хата завалилась спать, только мы с Русланом сидели на пятаке и смотрели телевизор.
- Да там другого нет ниче! Или ты хочешь менты-семь смотреть? Че мало ментов тебе? Менты посадили, менты охраняют, давай еще сериалы про них смотреть начнем! Не чуди, - недовольно ответил он.
Последнее время Руслан был недоволен всем. Со мной так вообще перестал разговаривать.
- Давай музыкальный канал тогда включим - клипы посмотрим.
- Там гомики одни. Был бы шансон - другое дело. Миша Круг, Андрюха Наговицын...
- Какой еще Андрюха Наговицын? Его Сергей звали.
- Почему звали? Ты че живого человека поминаешь?
- Сергей Наговицын умер. Кровоизлияние в мозг. Давно уже.
- Да знаю я! Че ты мне рассказываешь?
- Я все его песни знаю. С пацанами постоянно слушали.
- Ну, капец, ты все знаешь! - язвительно ответил он.
- Так что, переключаем, нет? Фильм беспонтовый, в тот раз, когда смотрели, ты сам это говорил. Тип этот весь фильм бродить будет, пока не замочат...
- Бродить? Он че, бродяга что ли? Ты че, вообще, собираешь? Ты хоть знаешь, кто такой бродяга?
- Нет, не знаю.
- Во! Во! Не знаешь! Порядочный должен знать, кто такой бродяга! Ты скока уже сидишь?
- Мне никто не объяснял.
- Сам должен интересоваться.
- Ну, давай, расскажи. Я интересуюсь.
- Вы только так и можете! Пока не скажут - сами ниче делать не будете! Кто у нас за транзитным корпусом смотрит?
- Этот... как его...
- Во! Даже имена людей не знаешь!
- Забыл я. И что теперь? Их столько много, я всех поименно помнить должен? Надо будет - узнаю, не проблема.
- ...
- Так кто такой бродяга?
- Рано тебе еще. Не поймешь. И вообще...
- Ой-бой, мир блатной! - раздался голос у нас за спиной.
Это был Домик, он лежал на шконке и, приподняв голову, смотрел на нас уставшими глазами.
- Ты, Русик, заблатовал что ли? Тебя куда волокет? Пацан сидит два понедельника, поумнее тебя будет. Ты сам-то давно все это выучил, а, вор-егор? Понахватают верхушек и ходят рисуются... - он говорил что-то еще, но последние слова было не разобрать, голова его уже снова лежала на подушке.
Я повернулся, молча взял пульт и переключил канал. Руслан сидел, нахмурив брови, и молча смотрел в экран. Тут я почувствовал на себе чей-то взгляд. Медленно повернув голову, я увидел, что Витя Большой не спит и смотрит на меня. Его лицо не выражало никаких эмоций, но в глазах было что-то, чего я не смог понять. Мы смотрели друг на друга несколько секунд. Не выдержав его тяжелый взгляд, я отвел свой, а когда посмотрел вновь, его глаза уже были закрыты.
######
Все вновь прибывшие заключенные проходили медицинский осмотр: беседа с терапевтом, кровь из пальца и вены, флюорография легких. Здоровье у меня было отменное и терапевт - молодая симпатичная женщина - посмотрев на меня поверх очков, спросила: «Все нормально?» На что я молча кивнул, и на этом мой осмотр подошел к концу. Кровь из пальца брали на общий анализ, из вены - на ВИЧ, снимок легких делали для выявления туберкулеза. В общем, повода волноваться у меня не было, и я покинул медицинский кабинет в хорошем расположении духа. Хотел даже неформально пообщаться с медсестрой, уж больно она мне приглянулась, но меня опередил Рубль. Он начал осыпать ее многострочными комплиментами, на что она едва заметно улыбалась, не поднимая глаз от учетного журнала.
Когда все процедуры были пройдены, нас вывели на тюремный продол - длинный коридор корпуса, по стенам которого с обеих сторон располагались наши камеры. Десятки железных дверей и уходящий вдаль коридор придавали этому и без того мрачному месту какую-то ледяную безысходность. Мы стояли и ждали дубака, который разведет всех по камерам. Среди нас были и люди с других хат. Я с интересом смотрел на них - у каждого своя история, своя судьба и своя камера, в которой сидит еще десяток людей со своей судьбой, своей бедой. Только тогда я начал понимать, какое это страшное место. Страшное не тем, чем нас пугают по телевизору, в газетах и даже в книгах, создавая всевозможные стереотипы - нет. Страх был в этих стенах. Страх, отчаяние, боль, разлука, чувство безысходности и бессилия витали в воздухе, заполняя собой каждый уголок и проникая в каждую щель этих стен. Стены впитали в себя страдания тысяч, а может миллионов людей, и ты физически чувствуешь, как они давят. Давят твой дух.