- Да положить им на твою характеристику! А то, что ты несудимый, это они исправят. Один по делу?
- Двое.
- Двое! - усмехнулся Домик. - Двое - это группа лиц, а у вас еще и часть четвертая. Предварительный сговор сделают, даже если его и не было, что вряд ли, а могут и организованную группу нарисовать, доказывай потом, что ты не Аль Капоне!
- Да почему... Эх, - разговор начинал меня нервировать, - мне наняли хорошего адвоката, он во всем разберется.
- Ну да, ну да, - иронично ответил он, - ты главное не гони, это со всеми бывает. Все поначалу верят, что их скоро освободят.
Я ничего не ответил, со злостью швырнув бычок в угол. Что толку ему объяснять - голове седой? Всю жизнь на зоне, откуда он что знает? По таким же как он судит. Меня-то не посадят. Меня-то должны оправдать.
Засунув начинающие мерзнуть руки в карманы, я погрузился в свои мысли. Мыслей было много, но они были какие-то нечеткие, мутные. Одна, только возникнув, уже сменялась другой. В голове была каша. Я не успевал за своими мыслями.
- Шкаблили? - нарушил тишину Домик.
- А?
- Деньги на общак уделяли?
Вопрос застал меня врасплох. Сначала я хотел сказать «нет», но потом решил, что лучше молча помотать головой, вдруг я скажу что-то не то. Все это пронеслось у меня в голове за одну секунду, и в результате я ответил подергиванием головы и каким-то невнятным «ме».
- Ясно короче, - он слегка улыбнулся, - как бы там ни было, сидеть ты будешь в любом случае. Освободят тебя или нет, но до суда как-никак сидеть придется.
Я промолчал. Весь этот разговор, как и наша прогулка, меня уже достали. Ну что ему доказывать, упертый какой, думает, больше всех знает... Да и смысл... Еще и тусовка эта, ноги уже болят, уж точно бессмысленное занятие. Для чего ходить туда-обратно, когда можно просто постоять...
- Сейчас домой придем, я Руслану скажу, он тебе расскажет, где черное, где красное. Руся!
- Да, дядя Вова, - отозвался тот самый невысокий парень, который учил меня чифирить.
- Натаскаешь пацана.
Кивнув, Руслан поднялся с корточек, бросил под ноги бычок и расправил плечи.
Где-то за дверью зазвенели ключи.
- Прогулка окончена! На выход готовимся!
######
- Мать у меня русская, отец узбек, - рассказывал о себе Руслан.
Мы сидели на «пятаке», облокотившись на подушки. Обед прошел и многие, разморенные свежим воздухом и плотной едой, легли спать, а остальные смотрели телевизор, по которому тихонько пели музыкальные клипы.
- Я вообще сам из Новокузнецка, в Новосибе так, по случаю. В Кузне «морковник» угнали и катались по районам. Кого-нибудь отработаем, на эти бабки заправимся, похаваем и дальше едем.
- А спали где?
- В машине и спали. Спали, ели, телок в гости водили. Ха! Так и тарахтели, пока к вам в город не заехали - приняли после первой же делюги. Короче, у нас тринадцать грабежей, это только доказанных, один угон! - с гордостью декламировал мне Руслан.
- Охренеть. Сколько же вам сроку светит?
- Много не дадут. Мы же без оружия, насилия не применяли. Так, если только маленько, - усмехнулся он, - лет пять-шесть, не больше.
Его голос был звонким, в глазах горели веселые искры, которые в самые захватывающие, на его взгляд, моменты разгорались ярким огнем. Худой, сутулый, невысокого роста, волосы коротко стрижены. Смуглая кожа в сочетании с пестрым спортивным костюмом и грязными белыми носками дополняли картину. На вид ему можно было дать лет пятнадцать.
- Ты про жизнь воровскую че-нить знаешь? С братвой общался?
- Основное-то, конечно, знаю, слышал. Много рассказывали, - уверенно ответил я.
- Рассказать могут всякое. Ты черный? - увидев мой растерянный взгляд, он продолжил, - вот видишь. А это основное и есть. Черные - это порядочные арестанты, которые придерживаются воровских понятий, традиций и живут по-людски. Людское - это воровское. У черных три масти: мужик, бродяга, вор. Кстати, это черная хата, если че, здесь одни мужики. А красные - это козлы, суки, те, кто работает на мусоров, короче вся чесотка. Мужик тоже может там оказаться, если начудит то, что неприемлемо порядочному: в карты, например, не рассчитается или обманет ближнего, да много за че можно перекраситься. - Руслан начал тихо, но чем больше он говорил, тем ярче загорались его глаза, а голос становился более громким и решительным. - Еще есть обиженные, петухи по-другому, опущенные, пидорасы...
- Ты че разорался!? Тише будь! И не дыми в мою сторону! Бля, только задремал, - прервал речь Руслана грубый басистый голос.
Тот сразу же осекся и, скорчив недовольную мину, затушил сигарету. Голос принадлежал лежащему на нижней угловой шконке. Это был абсолютно лысый, по-спортивному крупный человек лет тридцати, один из тех, кого я причислял к уважаемым и авторитетным. Он несколько секунд смотрел мне в глаза, а потом, накрывшись верблюжьим одеялом, молча повернулся лицом к стене.