— Эй… Саске… — позвал я с балкона, медленно наклоняясь назад и ощущая, как мускулы моего пресса подрагивают, когда я остановился в полу-отклоненном назад положении и позволил своей голове запрокинуться назад, чтобы посмотреть на него. Глядя на него косым, лисьим взглядом, который, как я знал, его бесит, я спросил:
— Как так получилось, что даже у Чоджи есть жена, а у меня — нет?
— Потому что ты – бестолочь, — прорычал Саске, отрывая глаза от книги, которую он читал, чтобы сердито уставиться на меня.
Я позволил этому злобному взгляду сползти с меня и снова сел вертикально, делая еще один глоток. Жена Чоджи была обалденным поваром, и, фактически, как-то раз у меня была возможность пообедать с ними, и ее готовка меня просто поразила. Она была невысокой и пухленькой, как и он, что было как-то особенно, до неприличия, мило. У нее было веселое, круглое лицо, носик пуговкой и пара дружелюбных, карих глаз. Чоджи тогда сказал, что это была любовь с первого взгляда.
— Если я – бестолочь, то я даже не знаю, кто – ты, — мрачно сказал я в свою чашку саке перед тем, как залпом осушить ее.
— Что ты сказал, отстающий? – прорычал Саске. Судя по звуку его голоса, он стоял прямо за моей спиной, когда я это проговорил.
Я взглянул вверх и увидел, что он нависает надо мной, его глаза темные и сузившиеся от гнева.
— Я сказал, что если я – бестолочь, тогда я не знаю, кто – ты. Проверь слух, задница.
Я видел приближающийся удар, но алкоголь сделал мою реакцию несколько вялой. Я успел блокировать этот удар только наполовину, его кулак задел мой локоть и царапнул по скуле и уху. Я отклонился назад, пока его тело следовало за ударом, и впечатал колено в его живот одним плавным движением. Я услышал, как воздух выходит из его легких одним радующим меня выдохом.
— Сволочь.
— Это моя реплика, — сказал я спокойно, пока снова садился в прежнее положение и позволял моим ногам снова свеситься с края балкона. Я предложил ему бутылку после того, как сделал оттуда один здоровый глоток. Он подозрительно посмотрел на нее так, словно я туда плюнул, чтобы его отравить.
— Из личных запасов Джирайи.
Я ощутил привкус жалости к себе, когда осознал, что до сих пор одинок и напиваюсь в своей квартире с человеком, который практически женат на девушке моей мечты. С человеком, который не ценит ее так, как она этого заслуживает. С человеком, который был неблагодарной сволочью, что не стоила и ломаного гроша, но вместо этого добралась до моего алкоголя. Каким образом так получилось, вашу мать? Кажется, судьба не без горького чувства иронии.
— Ты не стоишь моей дружбы, знаешь ты это, сволочь?
Я смотрел на него с отвращением, пока он делал глоток саке из бутылки. Я чувствовал ревность, я был зол, и мне хотелось запрятать подальше все то хорошее, что было связано с этой надутой задницей, которая украла большинство радости из моей жизни.
— Я пришел и спас твою несчастную задницу, когда Орочимару надирал ее тебе, и помог тебе убить твоего брата, а что сделал ты? Ты украл мою женщину.
— Не крал я твою женщину. Она сама ко мне пришла.
— И если бы у тебя была хоть капля порядочности, ты бы так с ней не облажался. Но вот он ты, сидишь на моем балконе, пьешь мой алкоголь. Думаешь, что когда завтра утром ты вернешься, она примет тебя назад.
— Скорее всего, примет. – Он ухмыльнулся мне, подавая назад бутылку с саке. – Она это знает, и я это знаю. Тебе тоже не мешало бы принять этот простой факт: она сходит по мне с ума.
— Мне следовало позволить Орочимару держать у себя твою жалкую задницу, — проворчал я, раздражение и возмущение, которые я чувствовал к Саске, снова вспыхнули с новой силой. Господи, я ненавидел этого человека так сильно, что сбросил бы его с балкона, если бы не знал, что тот приземлится на обе ноги.
— Согласен, — проговорил Саске мрачно, не двигаясь с места рядом со мной.
Мне хотелось быть от него подальше, но я знал, что он не уберется, поскольку получает слишком много удовольствия, заставляя меня злиться – сознаюсь, теперь это было по-настоящему легко сделать. Теперь, по крайней мере, я мог удержать Кьюби от того, чтобы он выбрался и расцарапал ему лицо, а я как раз раздумывал над этой прихотью.
— Знаешь, не понимаю, почему я мирюсь с твоим дерьмом. Мне следовало бы вышвырнуть тебя задницей на асфальт так же быстро, как это сделала она.
Саске тихо прошел в гостиную, и из того, что я увидел, мои слова не особенно на него повлияли, но, опять-таки, они никогда не влияли на него и раньше. Он достал большую бутылку дешевого саке, снова вернулся на балкон и устроился на полу, рядом со мной.
— Вот.
Он откупорил ее и протянул мне.
— Думаешь, что сможешь расплатиться со мной за все, что должен, бутылкой дешевого саке?
— Не хочешь – не бери.
Я взял бутылку, и мой взгляд был прикован к его, пока я подносил ее к губам и ощущал, как горькая, отвратительная жидкость стекает по моему горлу и прожигает дорожку к моему желудку. С беспрецедентными регенеративными способностями Кьюби, напиться – было всегда задачей преднамеренной и дорогой, занимавшей не один час. Я не боялся напиться, я мог запросто сжечь весь алкоголь за секунды.
— Знаешь, если ты решился предпринять попытку напоить меня, тебе следовало купить более дорогого саке. Всегда знал, что ты — прижимистый ублюдок.
Джирайя на меня плохо повлиял. Вместе с бесценными боевыми навыками, которым он меня научил, я также научился тосковать по вкусу дорогого саке и шикарным женщинам. Не проходило и ночи, чтобы я не проклинал старого извращенца тем или иным способом. Особенно в те ночи, когда мое тело, казалось, никак не может насытиться прикосновениями очередной девушки на одну ночь, а смех Кьюби эхом звучит у меня в ушах.
Я пристально разглядывал Саске, пока тот делал первый здоровый глоток алкоголя. Это было крайне нездорово и наверняка несколько безответственно, но я был уверен, что у него были собственные причины для того, что он делал. Он осторожно поставил бутылку на пол и схватился за решетку балкона так, словно собирался трясти прутья своей клетки.
— Ты такой сукин сын, Наруто, — прорычал Саске, отрывая свой взгляд от крыш Конохи, чтобы сердито уставиться на меня.
Я оскалился в широкой улыбке прямо в горлышко бутылки, алкоголь уже не был таким горьким на вкус, как раньше.
— Да, это я, ты, никчемный ублюдок.
Он рассмеялся, его смех прозвучал сухо и хрипло. Мучительно лишенный всякого юмора.