Тан печально качнул головой.
— Нет. Но разве не справедливее одарить смертью лишь виновника?
Только смерть станет достойной жертвой. Жизнь за жизнь.
Богиня усмехнулась.
— Встань с колен.
Тан помедлил, но вскоре встал, не желая лишний раз гневить её.
— Владычица Лесов, Лисья богиня… — Улыбнулась она, глядя на него уже куда более тепло и мягко. — Столько имен и ни одного правильного.
Она зашла Тану за спину. Прикосновение мягкой и теплой ладони сбивало с толку. Он нервно сглотнул.
— Это всё, что я знаю…
Дыхание богини обожгло ухо.
— Чему только тебя учила Нэна? — ирония в её голосе едва ли успокаивала Тана. Скорее напротив, всё игривое настроение, на фоне рушащейся деревни, угнетало и пугало.
— Может, тогда ты скажешь, как тебя зовут? — вдруг осмелел он. — Мы ведь должны правильно почитать богиню.
Он чувствовал, как её ладони накрывают плечи, как по спине стаей обезумевших от голода волков цепко пробежали мурашки, а на душе разлилось странное и необъяснимое тепло вперемешку с легкостью.
— Эрос, — вполне дружелюбно ответила та, и сознание отчетливо поплыло на несколько секунд.
Люди забыли, что жизнь — дар, они уважают только смерть!
— Так ты богиня жизни… — прошептал он сдавленно, будто боясь спугнуть.
— Да, — она вышла из-за его спины, глянув в упор, — и, как ты понимаешь, за своё дитя я обижена всерьёз.
Тан кивнул. Такую вину легко загладить не выйдет. От мыслей вновь отвлекла Эрос.
— А ты знаешь, как зовут тебя, юный шаман?
Опешив, он несколько секунд молчал, глупо глядя на неё.
— Тан… — прочистил горло и прибавил: — меня всегда так звали. Просто Тан.
— Танатос, — приблизилась она, почти вплотную к его лицу и ухмыльнулась истинно по-лисьи. — Вот я и нашла тебя.
Он сглотнул, ощутив, как холод мазнул по спине. Тан не знал, какое значение его имя имело для Эрос, зачем она искала его, но инстинктивно чувствовал, что её интерес — недобрый знак. Богиня вновь отошла, обернувшись лицом к деревне. На секунду в её глазах проскользнула жалость и скорбь. Бора уже срывала с мест небольшие сараи и нужники. Сердце Тана болезненно сжалось.
— Останови это, — шепнул он, — прошу.
— Не могу, — спокойно и без капли ехидства ответила она, обернув к Тану голову. — Видишь ли, я богиня жизни, Тан. И не могу отбирать её прицельно — лишь у виновника. Могу гневаться и насылать ветры, могу увести дичь из ваших лесов, тем самым стребовав расплату жизнями случайных людей. Воздать смертью исключительно виновнику может только бог смерти.
Улыбка озарила её прекрасное лицо. Она шагнула к Тану, взяв его руки в свои, глянула пристально, будто надеясь уловить мысли.
— Я остановлю Бору… — Эрос склонила голову на бок и игриво усмехнулась, а затем встала на цыпочки и прижалась к Тану ближе, вновь обжигая шепотом ухо, — но ты станешь моим. Никогда не ослушаешься меня, всегда будешь исполнять мою волю, какой бы она ни была. Подумай, заслужили ли деревенские жизнь ценой твоего рабства?
В глазах Тана потемнело, а череда обидных слов и поступков, что ему доводилось слышать и получать от людей, нескончаемым караваном пронеслась перед глазами. Он зажмурился.
— Но зачем я тебе?
— Ты единственный, кто сможет воздавать смертью по заслугам лишь виновникам, а не целым деревням. Понимаешь, Танатос?
Ибо ты и есть смерть.
Он с шумом вдохнул, вспоминая, как его родители погибли во время шторма, когда люди в очередной раз прогневили Морского Царя, когда сам Тан был ещё ребенком. Как потом люди винили во всём его, а не собственную глупость. Осознал, что именно сейчас за чужой грех вновь может расплатиться его последний близкий человек — Нэна. И сердце горестно заныло в груди.
— Она долго прятала тебя, — вдруг заговорила Эрос, и Тан не сразу понял, что речь шла о Нэне. Ему следовало быть осторожнее со своими мыслями. — Я даже в какой-то момент отчаялась, и решила, что чутьё меня подвело.
Тан загнанно перевел взгляд на богиню. Холод расползался в душе, с каждым словом завоёвывая все больше места. Ему хотелось сорваться с места, скрыться из виду и больше никогда не встречаться с Эрос лицом к лицу, но осознание будто пригвоздило к месту: она не отпустит того, кого столько искала, и вопрос господства — практически решен.
— Выходит, — всё же заговорил Тан, — у неё были на то причины.
Эрос усмехнулась коротко, почти нежно, но отчего-то страх от этого не затих, напротив, взвился в груди с новой силой. Будто сдавшись под его внимательным взглядом, она кивнула.
— Верно. Думаешь легко ждать внука, а получить реинкарнацию бога смерти? И вместо того, — куда более обиженно, чем до этого, прибавила Эрос, — чтобы отдать мне младенца, который по праву принадлежит мне, — держать его подле себя и возлюбить, как внука.
Тан склонил голову на бок, отчаянно ища противоречия. Хоть что-то. Но мысли беспощадно путались.
— Раз я — бог смерти, то отчего должен ходить в твоих рабах?
Эрос улыбнулась, широко и ласково.
— Потому что смерть, мой дорогой, немыслима без жизни. Если нет жизни, то в чем смысл смерти? Таков закон природы.
В глубине души Тан чувствовал, что всё уже решено. Он в последний раз бросил опасливый взгляд на деревню. Бог смерти, Танатос, — но жаждал ли он этого для тех, в чьём мире вырос? Нет. И сжавшееся от предательской жалости сердце неустанно твердило Тану об этом. Он мог их спасти, он мог спасти Нэну. Ту, что не побоялась противостоять богине, чтобы защитить его.
— Я исцелю её, — Эрос добивала последние сомнения, — дам второй шанс и молодость, Тан, и никогда не потребую у тебя отнять её жизнь. Идем со мной…
Богиня протянула ему руку, и Тан больше не сомневался, вложив в неё свою ладонь. Холодный ветер ударил в спину, толкая шамана наземь. Листья роились вокруг. Он не мог встать, пошевелиться, ощущая, как медленно теряет свой вес, становясь будто пылинкой. Рассыпался пеплом, и листья укрыли его.
Ветер грузно скатился с горы и затих, оставляя деревню в покое. Тишина сменилась криками людей, что наперебой звали родных по именам. Над телом Гарата, взвывая, как раненый зверь, рыдала вдова. Отголоски шума доносились до склона хребта. Из горсти пепла, переродившись, встал черный, как вороново крыло, лис с бледно-голубыми глазами.
Взор скользнул в сторону деревни. Видел Тан теперь куда дальше. Люди метались, словно разворошенный муравейник. И только одна молодая девушка с пестрыми лентами в волосах стояла недвижимо, глядя в сторону лисиц, и плакала.
— Не уберегла я тебя, Тан…
Тучи сменились солнцем. По черной шерсти Тана скатилась, блеснув, одинокая слеза. Лисы скрылись в лесу, оставив разрушенную деревню за спинами. С тех пор за гнев богов расплачивались лишь виновные во грехе, леса наполнились дичью, а море — рыбой. И Бора больше никогда не касалась деревень.