От этого балласта, тем не менее, была весомая — на то он и балласт! — польза для Брана. На шестом, последнем, курсе успехи звена пошли ему в зачет и легли несколькими лестными строками в общую характеристику, уже составленную в канцелярии Академии. Текста ее Бранвен, разумеется, не увидел, но куратор сообщил ему, что сдача экзаменов на девятку приведет его к получению золотой медали, поскольку его характеристика из всех — наилучшая.
На экзамен по главному в его специальности предмету, «алгоритмизации наведения и перехвата», курсант Белл шел даже с радостью. Программа Академии Космического Флота изобиловала ненужными и устарелыми дисциплинами, которые приходилось учить, одновременно зная, что масса информации никогда не пригодится. Практические занятия, которые с четвертого курса проводились на орбитальных базах, показали Бранвену, что ему нужно знать на самом деле, а что — для галочки в экзаменационной ведомости. Оказалось, что две трети предметов относятся к «галочным»; учить приходилось все, но на нужные Бранвен приналег с утроенным усердием, понимая, что на одной дисциплине и знании писаного и неписаного армейского этикета далеко уехать не сможет.
Алгоритмизация, один из наиболее сложных, густо замешанных на программировании, высшей математике и пространственной физике предметов, нравилась лишь некоторым. Слишком много нужно было держать в уме, слишком быстро оперировать программными блоками, из которых и строились алгоритмы наведения «поражающего фактора» на цель. Поражающим фактором при должном качестве работы расчетчика могло стать все, что угодно — горсть щебня, ящик металлолома.
Бранвен давно знал, почему с таким удовольствием решает задачи по АНП. Каким бы сложным предмет ни казался остальным, в нем не требовалось ничего, кроме быстрой реакции, хорошей памяти и умения строить аналогии. Объект А подобен табличному объекту Б, соответственно, константы для него соответствуют табличным, плюс поправка на различие материалов, тоже табличная, далее — уже изученный алгоритм запуска, и вот, извольте, ящик металлолома за неполную минуту превращается в опасное оружие. Однокурсникам же требовалось куда больше времени, чтобы найти подобие между табличным объектом и тем, что дан в задаче.
Бранвен знал, что на должности офицера-расчетчика легко или сделать головокружительную карьеру, за несколько лет возглавив отдел оборонной станции, а затем и саму станцию, либо оказаться внизу, разжалованным после фатальной ошибки в расчетах. Он мечтал о первом и был уверен, что второе не случится с ним никогда — он слишком хорошо подготовлен. Все преимущества, отличавшие его от сверстников, были налицо…
Усердно набирая последовательности команд на экзаменационном планшете, Бранвен слегка отключился от реальности. За скорость решения начисляли дополнительные очки, и он хотел, чтобы его решение было составлено за тот интервал времени, который отпущен на него в боевой ситуации. Даже быстрее, ведь офицер, который постоянно опережает норматив и при этом не совершает ошибок, получает поощрение.
Задачи были решены быстро и безупречно. Бран ответил по билету на теоретические вопросы, доказал две теоремы, рассказал об истории предмета, потом минут двадцать отвечал на дополнительные вопросы по теории. Преподаватель-штатский, то ли математик, то ли кибернетик, удивленно косился на бойкого экзаменуемого и нещадно гонял его по таким дебрям теории, в которых едва ли разбирались преподаватели Академии. Задачи разбирали уже свои — преподаватель, что вел у Бранвена АНП, и его ассистент. На разбор решений ушло немного времени, показатель таймера был рекордным, и через несколько минут в ведомость встала отметка «девять с плюсом», наивысшая, которую на экзамене ставили раз в год.
На выходе курсанты проходили осмотр. Делали это двое с факультета защиты информации под руководством начальника службы безопасности Академии. Информационщики во время экзаменов у других факультетов проходили неплохую практику, пытаясь обнаружить шпаргалки и другие запрещенные на экзаменах предметы. Бранвен не волновался. Шпаргалкой он пользовался единственный раз в жизни, еще в кадетской школе, был пойман и просидел в карцере три дня на хлебе и воде, после чего его еще и выпороли. Этого урока хватило на всю жизнь. Поэтому курсант Белл даже не понял, зачем парнишка-третьекурсник, проверявший его китель, вдруг нажал на кнопку сигнализации и принялся звать итто кайса Каханьяна.
— Что тут у нас? — осведомился начальник службы безопасности, на ходу сглатывая что-то и стирая с губ крошки. — Шпаргалка? В кармане? Ман помилуй, кайситё Белл, на кой вам-то это понадобилось?!
С иттто кайса Каханьяном Бранвен был знаком с четвертого курса, когда перед практикой на орбитальной станции сдавал ему зачет по правилам безопасности. Сдача зачета переросла в увлекательную беседу на пару часов, которая закончилась обедом в офицерской столовой — больно Каханьяну понравился цепкий ум курсанта и искреннее, а не притворное, как у большинства, почтение к секретности и профилактике утечки информации.
— Это не мое, — выдавил ошеломленный Бран.
— Ну да, сама в карман залезла. Или враги подсунули, — улыбнулся итто кайса. — Старо, Белл, и неоригинально.
— Это правда не мое!
— Да ладно тебе. Ну, переволновался, решил подстраховаться, попался. Ничего необычного, — Каханьян смотрел сочувственно и с легкой насмешкой. — Экзамен придется пересдать, но для тебя это явно не проблема.
Бранвен оптимизма итто кайса Каханьяна не разделял. С его точки зрения все это было огромнейшей проблемой. Результаты экзамена аннулируют, в личном деле сделают инциденте со шпаргалкой. Наплевать на наказание, но теперь о медали или окончании с отличием можно забыть…
— Пойдите вы к Риме под юбку с вашей пересдачей!!! — заорал, в долю секунды лишившись всякого почтения к старшему по званию, Белл.
Начальник службы безопасности отвесил челюсть, потом нажал кнопку вызова патруля. Через пару минут Бранвен был аккуратно упакован в наручники и отправлен в карцер — второй раз в жизни, и второй раз по поводу шпаргалки.
Дальнейшее напоминало дурной сон. С Браном по очереди беседовали куратор, Каханьян, два психолога Академии, начальник курса и заместитель командующего Академией. Вся эта братия стремилась убедить Бранвена в том, что ему выгоднее перестать врать, признаться в нарушении и раскаяться, а не усугублять свою вину. Старший психолог даже обещал написать заключение, согласно которому курсант Белл находился в тяжелом стрессе и не осознавал последствий своих действий, а потому не может быть наказан, а должен быть вылечен. Поскольку убрать из личного дела запись об использовании шпаргалки никто не обещал, Бранвен не согласился. Он плавно переходил от истерики к тому самому стрессу, о котором говорил психолог. Отчисление, которым грозил начальник курса, уже казалось ему гораздо более приятной перспективой, чем признание и покаяние в том, чего он не совершал.
Наконец вся шестерка начальников начала задумываться о том, что если лучший курсант Академии с таким упорством настаивает на своей невиновности даже в ущерб себе, — ведь в случае отчисления ему грозило разжалование до санто кайси, первого матроса, и служба на какой-нибудь вспомогательной базе с перспективой к пенсии дослужиться до старшины, — то в этом что-то есть, и, возможно, он не врет.
— Я не знаю, откуда эта шпаргалка взялась в кармане моего кителя, — раз за разом повторял Бранвен. — Мне не нужны шпаргалки по АНП, я могу ответить на любой из билетов и решить любую задачу хоть сейчас.