— Приказано оставаться на местах и быть готовыми к получению приказа от посыльного, — сообщил он. — Других указаний не поступало.
— Расскажи, что там происходит.
Итто кайсо автоматически потер тыльную сторону шлема, помялся. Бранвен верно истолковал причину его замешательства и добавил:
— Говори, как думаешь.
— Пожар в блудном доме, — развел руками Аврамян. — Крик, ругань, ничего не работает, сидят, как мы, при фонариках, кому-то там поплохело, замкому, наверное, не разобрал в темноте… А эти у… ублюдки ОДМ скинули, и тут же все отрубилось.
— Связи с другими базами тоже нет?
— Почему же нет, есть. Световая, — с мрачным ехидством сообщил старшина. — У них все то же самое.
Световая… Бранвен поежился. Этот допотопный способ передачи коротких сообщений при помощи вспышек света использовался только в ситуациях, когда отказывали все прочие средства связи. Что, собственно, и произошло. Ситуация казалась безнадежной. Да, скоро до ближайших в кольце баз дойдут сигналы и они выдвинут спасательные бригады. Расчетное время — пять часов. Воздуха хватит, но основную задачу, обеспечение безопасности от угрозы из космоса, база «Нинтай», что значило — «терпение», безнадежно провалила.
Четыре с половиной часа полного бездействия. Бранвен распорядился установить дежурство по часу, двум другим матросам разрешил дремать, на всякий случай закрепившись в своих нишах. Сам он сидел в кресле, как требовала инструкция, пристегнувшись ремнями, и смотрел перед собой. Вольнинцы сбросили ОДМ с неизвестным грузом. Едва ли они осмелятся провести наземную операцию, но вот бомбежку — ничто не мешает. Ничто и никто…
Все системы включились так же неожиданно и без единой видимой причины, как и отключились. В который уже раз не веря глазам своим, Бранвен проверил каждую из них. Все было в норме, функционировало столь же безупречно, как и до таинственной аварии.
— Всем офицерам собраться в зале сообщений, — приказал командующий базой. В голосе его вибрировала дрожь, от которой Бранвена впервые за пять с лишним часов прошиб ледяной пот.
Когда снизу пришла информация о том, что сотворили с мирным жилым сектором вольнинцы, офицеры, прослужившие по десять и более лет, плакали, не стесняясь слез.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: 892–905 гг. Вольны, 496–503 гг. Синрин
1
Раз в трое суток Арья просыпалась спозаранку. В этом проблемы не было, она любила вставать с рассветом. Проблемы начинались, пока она шла по дорожке от офицерского общежития к казармам. Ей в очередной раз предстояло «выпасать» свое отделение.
Вопрос «зачем?» сверлил виски. «Я штурман, — рассуждала Арья, — а, значит, у меня есть определенные инструкциями обязанности. И в воздухе, и на земле. Следить за уборкой ангаров, водить солдат в кино и наблюдать за репетициями их театрального кружка в круг обязанностей штурмана экипажа не входит. Теоретически. Практически — вот, пожалуйста, приказы 301-А и 402-С… А за пренебрежение пропесочат, как простого ротмистра. Да кто я, штурман или мамка?».
Все эти занятия нисколько не утомляли. Арье нравилось и бегать по утрам, и участвовать в отработке приемов рукопашного боя, и помогать студентам-заочникам решать задачи по известным ей предметам. Молодые парни и девушки, кто младше, а кто и постарше поручика Новак, безукоризненно слушались, и, вероятно, относились к командиру с естественной, а не деланной симпатией.
Удивления и недоумения, постоянно преследовавших ее, это не отменяло. Состав солдат — слишком уж часто он меняется. У ребят контракты на два или три года, но в гвардейском полку имени Ставровской они служат, скажем, год. Три месяца учебки, девять месяцев службы, а потом перевод в другую часть. Зачем? Солдат он и есть солдат, в чем смысл таких перемещений? Десятником или четаржем он может стать и на месте, тоже мне, немыслимое повышение, требующее всех хлопот, связанных с переводом…
Ротация офицеров не так заметна, но если присмотреться и посчитать, то получается, что за три года состав механиков, безопасников, снабженцев обновляется полностью. Летного состава это касается в меньшей степени, но добрая треть перешла в другие гвардейские полки «на повышение». Это идет вразрез со всеми традициями армии Вольны. Перевод в другие части практикуется достаточно редко, большинство заканчивает службу там, где начали. Перспективы для службы не самые радостные — но так уж сложилось с первых дней существования армии.
Арья не понимала, что происходит вокруг. Неясно было, для чего нужно носиться со своим отделением и «всемерно способствовать выработке позитивного отношения к военной службе». Особенно если речь идет о контрактниках. Негативное отношение? Иди мимо, на твое место найдется куча желающих из срочников, и без того с каждым годом понижается процент подлежащих призыву на обязательную службу, а потому «бедненьким» срочникам дается право выбора. Типа, не повезло деточкам, попали в сети военкоматов, так нате вам конфетку, чтоб жизнь совсем уж горькой не казалась.
Должно быть, обласканным не менее офицеров, хоть и согласно положению, солдатам в других полках приходилось туго. Что такое обычная военная часть, Арья отлично знала. Система, где каждый, от командира полка до новобранца-контрактника, в первую очередь интересуется, что ценного, полезного и приглянувшегося можно перевести из государственного имущества в личное, и как за это не поплатиться. Система, в которой довлеет специфический «этикет» под девизом «хорошо отбитая голова не болит», а потому кромешная нецензурщина, рукоприкладство и унижения уже не только никого не ужасают — воспринимаются нормой.
Ротмистр каждое распоряжение сопровождает пинком или подзатыльником? Все нормально, так быстрее дойдет, считает его непосредственное начальство. От легкого удара ботинком по заднице еще никто не умер, а эффективность повышается многократно. Поручик взял ротмистра за шиворот и макнул мордой в жидкую и подгорелую кашу, которую настряпали на полевых учениях его подчиненные? Торжество справедливости: он раздает пинки, а его самого — по морде. Старший по званию орет на младшего, и так по цепочке до новобранца-воина, которому орать уже не на кого, а потому он с особой яростью лупит боксерскую «грушу», тем самым повышая обороноспособность армии Вольны.
Если бы Арья дала кому-то пинка или отвесила оплеуху… Пожалуй, вышло бы ЧП. Денежное взыскание, понижение в звании, еще пяток неприятностей. Для нее, разумеется, а не для нерадивого солдата. Начни Мася Ковальска разговаривать с подчиненными матом — не видать Масе капитанских погон, как своих ушей…
С одной стороны — служи и радуйся. Арья и радовалась, потихоньку забывая порядки в училище и учебную практику. С другой — все время казалось, что вокруг происходит нечто сомнительное, и, вероятно даже, противозаконное. Арья всю жизнь отличалась ненормально острым обонянием, могла ориентироваться в толпе с закрытыми глазами и находить нужного человека по запаху. Сейчас ей казалось, что в полку имени Ставровской попахивает заговором. Подготовкой к военному перевороту или чем-то в этом роде. Однако ж, никаких очевидных признаков она найти не могла. Просто бродило по голове такое смутное подозрение.
На все подозрения полагалось жаловаться майору-безопаснику, а уж ежели была возможность, так и генералплуковнику Кантору, но Арья с трудом представляла себе, что может сказать. Впрочем, один раз она попыталась.
— Мне кажется, здесь творится что-то… не то, — сказала она во время обычного трепа с приезжавшим раз в три месяца в часть Кантором.
— Что именно? — с интересом обернулся он, швырнув сигарету в форточку.
Глаза блеснули в полумраке: закатный луч отразился в небесной голубизне радужки, и Арья вздрогнула. Показалось, что во взгляде мелькнули азартные алые искорки, не сулившие девушке ничего хорошего. «Наш полк — его любимая игрушка», вспомнила Арья давешние слова Маси. Она описала свои наблюдения и логику рассуждений, постепенно все ниже опуская голову. Девушка прекрасно понимала, что полезла не в свое дело и, скорее всего, поплатится за это.