Почти до самой выписки из госпиталя Арья была уверена, что просто сваляла дурака, на ежегодном медосмотре пожаловавшись невропатологу на бессонницу и головные боли. Дальше ниточка потянулась, и размотался весь клубочек: постоянное ощущение усталости, боли в области сердца и в спине, головокружения, раздражительность, чередующаяся с вялостью. Страх темноты. Надпоручику Новак еще казалось, что все эти неприятные мелочи никак не связаны друг с другом, а невропатолог уже выписывал направление на обследование в госпиталь округа.
Три недели обследования и безуспешного лечения, заключение ВЛК, длинный список предписаний для полковой медицинской службы и пять препаратов, которые следовало принимать трижды в сутки по графику. Ограниченная годность с перспективой повторного прохождения комиссии через полгода амбулаторного лечения. Перед выпиской, когда ее уже никто не ограничивал в перемещениях, Арья выбралась погулять по городу и зашла в информаторий.
Одна из статей была написана вполне популярным языком. Фраза из нее накрепко врезалась женщине в память. «Затяжные реактивные депрессии обычно наблюдаются в не разрешающихся психогенных ситуациях…». Часами глядя в распечатку, прихваченную из информатория, Арья начинала что-то понимать. Медленно, очень медленно, но неумолимо.
Не разрешающаяся, а еще точнее — неразрешимая ситуация имела место быть; как говорится, имела во всех доступных позах. В переносном и прямом смысле: причина всех несчастий, корень горестей и бед, бедностью эротических фантазий не отличался.
Что бы ни понаписали там доктора, под чем ни поставили бы печать, Арья точно знала, как называется ее истинный диагноз: острая любовная недостаточность. Что-то сродни сердечной недостаточности, когда не хватает сил у сердца, и каждый шаг, каждый вдох дается через боль. Ей же не хватало любви. Что там не хватало — ее попросту не было. Ни в одном слове, ни в одном прикосновении. Банальное «мне с тобой хорошо», дружеский треп до утра, схватка двух тел, где одна хотела надышаться, набрать тепла до следующей встречи, а другой…
Кто же его поймет, чего он хотел.
И не было, не было, не было главного — любви. Это без нее кровь отказывалась переносить кислород по артериям, отекали к утру суставы и сжимались в жестоком спазме мышцы. Без нее казалось, что в темноте за спиной кто-то передвигается, перетекая из тени в тень, и никакое успокоительное не помогало, да и не могло помочь. Арья знала, что может ее вылечить. Только этого никто ей давать не собирался.
Встречи раз в три месяца — одна ночь, хорошо, если две. Неделя проведенного вместе отпуска — раз в год. И все. Семь лет только так и никак иначе. Почетная должность постоянной любовницы генералплуковника Анджея Кантора, по совместительству штабного делопроизводителя, отстраненной от летной работы по состоянию здоровья…
Арья стерла с глаз слезы, потянулась к ящику стола за косметичкой, подкрасила ресницы, хотя никто не мог ее сейчас увидеть. Зеркальце в крышке косметического набора отразило опухшие веки и белки с яркими красными прожилками. Посмотрев на себя, она скептически фыркнула и достала из флакона очередную таблетку. Эта была из разряда тех, что кладут под язык, а потому действуют они почти мгновенно.
Сладкий фруктовый привкус наполнил рот. Арью от него уже тошнило, и она перестала за обедом пить сок: казалось, что в стакан намешали лекарство. Но без капсул было совсем паршиво, и самым страшным оказывались слезы. Они никак не прекращались, словно соленая водичка текла из глаз сама по себе, вне зависимости от того, что на уме. Арья знала, что может расплакаться в любой момент, и начала бояться выходить из своей комнаты в общежитии, отходить от стола в штабе.
— Ну, довела ты себя, мать… — недоуменно пожимала плечами Мася, замужняя, фонтанирующая счастьем Мася, прекрасно понимавшая, что происходит с приятельницей. — Да никакой мужик не стоит головной боли, вот уж поверь мне! Найди другого, они ж все одинаковые!
— Это на твой тонкий вкус и на твой меткий взгляд, — пыталась язвить Арья, но выходило паршиво. Невооруженным взглядом было видно, что Масина жизненная философия куда более эффективна.
— Ну что, что в нем такого? Что, у него хрен золотой? — воздевала руки к потолку Мася.
— Платиновый, — огрызалась Арья. — Отстань.
— По мне лучше обычный, от платинового дети не родятся.
Тоже временно освобожденная от занимаемой должности, но по причине седьмого месяца беременности капитан Мася Любек, бывшая Ковальска, светилась счастьем.
Одно чадо она уже, практически без отрыва от службы, на свет произвела. По нормативам ей полагалось год провести без летной работы, но настырная Мася добилась обследования и признания себя годной по всем графам. Теперь в компанию к сыну ожидалась дочь, а врачам вскоре предстояло вновь сдаться перед натиском эталонно здоровой неутомимой красотки.
Арье порой хотелось придушить капитана Любек. Она хорошо знала, что зависть — дурное и вредное чувство, но Мася не умела быть счастливой тихо и в кругу своей семьи, ей хотелось поделиться своими радостями со всем миром, передать опыт тем, кто еще не достиг Масиного уровня блаженства, и по возможности загнать их на эти уровни пинками. Арья подозревала, что это какая-то патология, но все же долго обижаться на Масю с ее неутомимой жизнерадостностью не получалось.
Даже просто вспомнив об очередном сеансе разговоров по душам, Арья улыбнулась одними губами. Рыжая реактивная щетка ничего не понимала, обо всем судила с твердокаменной уверенностью женщины, счастливой в семейной жизни, но рассмешить могла от души.
Работу гвардии надпоручику Новак выделили самую что ни на есть непыльную — упорядочивать стародавние документы в базе данных полка. Какая-то часть из них была сохранена в не соответствующих содержимому разделах. Арье нужно было просмотреть каждый, определить истинную графу классификатора и присвоить новое значение индекса. Для этого документы требовалось просматривать хотя бы по диагонали.
«Об утверждении положения о медицинском освидетельствовании летного состава авиации Вооруженных Сил Вольны». Арья уставилась в весьма актуальный документ, который какая-то скотина вместо папки «Нормативные документы» отправила в «Неразобранное». Потом посмотрела на дату принятия — без малого двести лет назад. Интереса ради нашла в приложении свой случай, посмотрела на категорическое «не годны» и задумалась. Через полчаса на монитор были выведены все документы этой группы.
Результаты сравнения удивляли. Еще сто пятьдесят лет назад негодными категорически и бесповоротно признавались страдающие любыми расстройствами психики или поведения. Особо жесткие требования предъявлялись к душевному здоровью курсантов. Сто лет назад в некоторых графах появилось робкое «индивидуальная оценка». С каждым годом оно встречалось все чаще и чаще, а кое-где сменилось и уверенным «годны».
Перед Арьей был самый свежий, прошлогодний документ. Нормы опять оказались снижены. Получалось, что ныне в авиацию, войска, всегда считавшиеся привилегированными, берут тех, кого лет двести назад погнали бы пинками, явись такой товарищ в военкомат. Когда Арья осознала, что видит перед собой, челюсть у нее отпала в третий раз. Делать было нечего, работу она уже закончила, и в голове завелась веселая мысль: а что если вызвать все открытые статистические данные и загнать их в верификатор?
Вычислительный блок, получивший феноменальный заказ загнать в одну модель три сотни показателей, от валового национального продукта до потребления сахара в год на душу населения, обещал произвести расчет лишь через четыре часа, но Арья не решилась отойти от монитора. Не самый мощный блок, озадаченный запросом, мрачно гудел. Она терпеливо дождалась результата, повертела трехмерную модель и присвистнула.
За последние сто лет на Вольне вполне синхронно и отчетливо выросли кое-какие статистические показатели.
Хронический алкоголизм, наркомания и токсикомания, злоупотребление наркотическими средствами среди молодежи. Число преступлений, совершенных несовершеннолетними с особой жестокостью. Количество несовершеннолетних, покидающих места проживания без разрешения родителей. Число абортов на душу населения, и половину несостоявшихся мамаш составляли опять-таки несовершеннолетние.