— Нет, муж мой.
Фархад отметил тихое упрямство. Называть мужа по имени казалось Миоко неприличным, не выполнить его пожелание она не могла, а потому нашла компромиссный вариант, к которому мог придраться только особо требовательный супруг. Новобрачный себя таковым не считал и не собирался с первого дня разводить в доме излишне строгие порядки. Сотни раз он слышал, как мать обращается к покойному отцу просто по имени. Главное, не делать этого при посторонних или прислуге.
Ритуальные танцы вокруг семейного ложа пора было прекращать, но Фархад не представлял, как. Вино не помогло. На вопросы супруга отвечала так, что разговор превращался в допрос. Что это? С трудом подавляемая неприязнь? Так случается, если супруг слишком уж неприятен жене, груб с ней или намного старше. Доктору Наби доводилось лечить женщин, страдающих в браке. Неужели он так отвратителен Миоко?
Потом до него вдруг дошло. Девочка просто боится. Она не знает, что ее ждет. В голове вертятся рассказы замужних сестер, наставления матери и жрецов. Сколько в них правды, а сколько страшных историй, досужих глупостей и излишних строгостей, она не понимает.
Фархад присел рядом с женой, уложил ее к себе на колени, ласково погладил по щеке. Девочка опять вздрогнула, потом осторожно положила свою руку поверх. Ледяная, чуть влажная ладошка, невесомые мягкие пальчики…
— Не бойся меня. Я твой муж, я буду любить тебя и защищать, ты будешь хозяйкой в моем доме, у нас будет много детей. Сколько ты хочешь?
Робкий вздох.
— Десяток? Представляешь, десяток сыновей, красивых, как ты, и умных, как я? А, Миоко, Мио, маленькая моя…
Щека под его ладонью задрожала. Фархад не поверил своим глазам — Миоко смеялась, беззвучно, но искренне. В черных бусинах глаз прыгали веселые искры.
Не такой уж и робкой она оказалась. Да, тихоня, говорившая мало и редко, да, слабая с виду, но только с виду. Через декаду она уже подружилась с Еленой, вовсю орудовала на кухне, старательно стряпая любимые блюда мужа, и поставила на место всю распустившуюся прислугу, до которой у матери Фархада не доходили руки. В доме появились новые вещи — мебель, драпировки, безделушки. Упрямо сжав губы, но покорно опустив глаза, Миоко подсовывала мужу счет за счетом. Новая одежда для него. Подарки свекрови. Отделка гостиной…
Фархад посоветовался с матерью и выдал Миоко код подписи финансовых документов. Молодая жена не слишком удивилась, спокойно поблагодарила и продолжила обустраивать дом. Все счета хранились в отдельной папке. Доктор Наби как-то заглянул в нее и обнаружил, что жена записывает все, даже чаевые для грузчиков и прислуги. Можно было не беспокоиться за лишние траты или безалаберность в расходах.
Что не придется лечить Миоко от невроза, вызванного неприязнью к своему мужу и господину, Фархад обнаружил очень быстро. Достаточно было объяснить, что благонравная жена проявляет свою любовь к супругу не только на кухне и в ведении счетов, но и в некоторых других сферах жизни. Например, в спальне. И не только безмолвным подчинением его желаниям, но и наличием собственных, а также лаской.
Ласки оказалось достаточно, чтобы Фархад чувствовал себя счастливым, любимым и несколько утомленным невероятным количеством нежности. Миоко будила его сотней поцелуев, ласково тормоша, и Фархад поклялся себе, что скорее небо упадет на землю, чем жена начнет ночевать на женской половине дома. Убеждение в том, что утро добрым становится к обеду, развеялось как дым. Семейная жизнь оказалась источником бесконечного счастья. Если он работал, его никто не беспокоил, если звал жену, чтобы она выпила с ним чаю, она приходила немедленно. Всегда свежая, нарядно одетая и изящная, с мягкой улыбкой и веселыми огоньками в глазах. Достойная жена.
Елена Наби очень быстро поняла, что сын не ошибся в выборе. Маленькая Миоко за пару месяцев стала ей ближе, чем приемная дочь. Безупречно вежливая, но искренняя, послушная во всем, что касалось порядка в доме, но бесконечно упрямая, если речь заходила о благе мужа. Один раз они не на шутку поссорились. Накануне Фархад работал за полночь, устал и попросил не будить его утром. Сайто Рока явился, как всегда, без спроса, и Елена решила, что сына нужно разбудить — гость в доме не шутка, особенно если это близкий родственник.
Миоко без лишних споров встала на пороге спальни и тихим твердым голосом заявила, что сначала ее придется убить. Елена в сердцах отвесила невестке подзатыльник, но бороться со строптивой девицей сочла ниже своего достоинства. Вечером она не без обиды рассказала об этом сыну, но тот только посмеялся.
— Мама, если бы я спросонок прибил Рока, было бы куда хуже. Если жена не будет спасать меня от этого клоуна, то кто же?
Елена обдумала ситуацию и помирилась с Миоко, заодно пересмотрев свои взгляды на визиты некоторых родственников без приглашения и в неурочный час. Девочку она потихоньку начала уважать. Преданная, искренне любящая жена, почитающая волю мужа превыше всего на свете — чего еще желать матери? Тем более, что невестка хороша собой, умна и никогда не злословит в адрес свекрови.
Подозрения насчет трудностей с деторождением тоже оказались излишними. Через десять месяцев после свадьбы Миоко родила двойню, мальчиков. Выжили оба ребенка. В семье Сайто такое иногда случалось. Еще до того Елена смотрела на будущую мать, резвой ящерицей бегавшую по лестницам, и хваталась за сердце. Женщины Синрин вынашивали и рожали детей тяжело. Свекровь вспоминала, как намучилась с Фархадом, и не понимала, что за чудо происходит у нее на глазах. Тоненькая полупрозрачная девочка до последнего момента делала всю обычную работу, на строгие просьбы присесть и отдохнуть отмахивалась, ела с аппетитом. Роды только прибавили ей сил и здоровья.
— Раз Миоко — в детской, два Миоко — на кухне, три Миоко — в твоем кабинете… Три Миоко в одном доме. Сынок, ты уверен, что женился не на тройняшках? — улыбалась Елена.
Фархад получил свой долгожданный диплом полноправного члена Всепланетной коллегии психиатрии и невропатологии и открыл частную практику. В родной каверне Асахи он оказался единственным практикующим психологом с дипломом коллегии, а потому от клиентов отбоя не было. Практика приносила хороший доход. Отцовские запатентованные открытия пока что давали больше, но доктор Наби знал: это временно. При помощи родственников Сайто он выгодно размещал большую часть доходов, жертвовал храмам и благотворительным заведениям, баловал жену и мать.
Доктору Наби казалось, что в руках у него полная до краев чаша воды, и нужно идти смело, но осторожно, чтобы не расплескать ни капли.
7
— Какого дьявола ты выбросил мои рисунки?!
— Рисунки? Не помню никаких рисунков, вот макулатуры пачки две выбросил, было дело. А что? У тебя там на обороте важные телефоны были записаны? Прости, могу пойти порыться в мусорке…
Аларья рухнула в кресло и уставилась на Глора. Пять полноформатных картонов для участия в городской выставке отправились в мусорный бак. У нее не осталось сил ни на приличные слова, ни на брань. Просто подкосились ноги, а все мысли из головы вымело начисто.
— Ты спятил? — выговорила она чуть позже, выпив заботливо поднесенную стопку водки.
— Ты всерьез хотела выставляться с этой чушью?
— Глор, я тебя ненавижу… ты понимаешь, что сделал?
— Спас тебя от позора, — гордо ответил собеседник. — С тебя причитается.
— Идиот! Какой же ты идиот… я полгода ждала этой выставки! Я три месяца выгуливала по всем кафе организаторов! Я…
— Ты очень хотела вписаться в ряды столичных маляров-халтурщиков, да? — вкрадчиво поинтересовался Глор.
— Я хотела участвовать в выставке.
— С дрянью, нарисованной под модные тенденции?
— Ну… может быть.
— У тебя есть еще трое суток и куча картона. Рисуй. Свое. Как ты умеешь, а не как модно в этом сезоне. Иначе опять порву.
— Да кто ты такой?!
— Ты уже забыла, как меня зовут?
Через три часа перемазанная в краске Аларья со стенаниями бродила по квартире. Руки привычно выводили одинаковые линии — тускло светящихся рыб, переплетенные водоросли, крупные причудливые ракушки. Стиль «старая пристань», писк моды восемьсот девяносто седьмого года. Давенант сидел в кресле, перекинув ноги через поручень, и ядовито комментировал каждый набросок.