— Интересно, успеем позавтракать? — спросила Арья. — Жрать охота…
— Пойдем хотя бы начнем готовить. Если что, я лучше этих «плодоносящих» за наш стол посажу, но сытный завтрак — лучшее начало дня, — передразнила рекламу сестра. В рекламе, правда, говорилось про «легкий», но обе женщины никогда не страдали лишним весом — пошли в отца.
Оба мужика явились в столовую через полчаса. Выспавшийся в одиночестве энергичный Бранвен — без мундира, обалдела Арья, в белой синтетической майке с растянутым горлом. Меланхоличный Фархад в изумительно красивой рубахе из ярко-лазоревого шелка, заколовший на висках распущенные волосы. Темно-красные камни на шпильках светились изнутри. Даже Арья знала, что на Синрин за один «пламенный рубин» можно купить жилье на верхнем уровне. Прическу консультанта украшали шесть квартир.
После завтрака коротко обсудили, где будут принимать гостей, и остановились на зале переговоров. Арья вытащила из кармана лист со списком вопросом, отдала сестре. Справа от нее лежала стопка писчего пластика, слева стоял набор ручек, взятый с того края стола, где раньше сидел Дзиро.
— Ну что, кто будет громко думать? — спросила она. — Или хором? Раз, два, три — приходите, мы соскучились!
Прагма не заставила себя долго ждать.
После обмена приветствиями, крайне сдержанного с одной стороны и уже привычно-восторженного с другой, возникла пауза. Накануне у Аларьи было время поразмыслить и убедить себя в том, что нужно отстраниться от стиля речи пришельцев. Они выросли в принципиально иной культуре, где, наверное, хватает чуждых понятий, а многие привычные четверке — отсутствуют. Люди, которые левитируют и силой мысли перемещают материальные объекты, не могут по строю мышления соответствовать тем, кто застрял на более низкой стадии развития.
«Язык определяется миром, потом язык создает мир», — вспомнила она фразу из хрестоматии. Лингвистика никогда не считалась приоритетной областью исследований, но в университетской хрестоматии по философии все же нашлась пара статей. Они показались Аларье красивыми игрушками для интеллекта — бесполезными, но изысканными. Вчера настала пора пересмотреть свой взгляд на забавы, оказавшиеся вовсе не забавами.
Гости выражали дружелюбие так, как могли. Ожидать от них стилистических высот было ошибкой, глупым предубеждением. Интонация значила больше набора слов. Ничего, кроме приязни и упрямства, Каймиана со спутником пока что не продемонстрировали. Конечно, не стоило забывать о двойном убийстве, но они действительно могли не догадаться, что охранники спутают жезлы, которые были как-то связаны с процессом перемещений, с ручным оружием.
Упрямство, конечно, удивляло. Можно было выразиться деликатнее: настойчивость, но Аларья не видела нужды углубляться в подбор синонимов. С другой стороны, разве она сама не осаждала чиновников и министров, не продавливала своей волей сопротивление бюрократии? Признаться, сама она действовала куда жестче, чем Прагма.
Каймиана сменила вчерашнюю тунику на символический сарафанчик до середины бедер. Полупрозрачная ткань и разрезы по бокам скорее обнажали тело, чем скрывали его. Неудивительно. Ей не было нужды стесняться своего тела. Безупречно гладкая кожа, равномерно развитые мышцы. К тому же все позы, которые она принимала, казались воплощением изящества. Тон-эрт был облачен в глухой комбинезон из материала, похожего на змеиную шкуру. Чешуйки отливали всеми цветами радуги. Удивляли торчавшие из узких штанин босые ноги. Впрочем, женщина тоже явилась босиком, но в ее случае это выглядело естественнее.
— Мы хотели бы задать вам вопросы, которые у нас возникли, — стараясь улыбаться искренне, сказала Аларья. — Без ответов нам трудно понять… многое.
— Постижение — моя задача, моя суть! — обрадовалась Каймиана. Радость расходилась от нее концентрическими кругами легкой теплой энергии. Лицо по-прежнему оставалось неподвижным, но это уже не смущало, так как раньше. — Спрашивай, сестра!
— Начнем с самого главного, — Аларья покосилась в список. — Почему из всех вы выбрали именно нас?
— Вы — подобные нам. Всходы, из которых вырастут прекрасные цветы.
— Что значит «подобные»? В чем сходство?
— Вы — чистые души, наделенные высоким даром родства с миром.
Аларья вздохнула, потом обежала взглядом лица товарищей. «Добро пожаловать в клуб!» — вспомнила она. Стало неловко, куда хуже, чем вчера, когда она рассказывала историю убийства. Щеки потеплели. Проклятый румянец, вечный враг…
— Боюсь, что насчет чистых душ вы ошиблись. Мы далеко не лучшие из людей Вольны и Синрин. У каждого руки в крови, если вы меня понимаете.
— Я понимаю, сестра. — Теплая волна, куда более сильная, чем раньше, разлилась по комнате. — Жизнь в искаженных мирах накладывает свой отпечаток. Но ваши души не искалечены тягой к стяжательству, подлостью и завистью.
— Ммм… ну, допустим, что по вашим меркам так, — решила не заострять внимание на моральном облике четверки Аларья. — А что имеется в виду под родством с миром?
— Среди живущих рождаются порой наделенные особой глубокой связью с миром. Вы — первые воплощения равновесия. Настало время перемен!
— Объясните еще раз, пожалуйста. Если можно, подробнее, — Аларья умела быть терпеливой.
— Есть роза ветров, у нее четыре корня, и растет она сразу в двух мирах, но цветок распускается в прозрачных пределах. Вы — и корни, и лепестки ее, — понесла какую-то совсем уже непонятную чушь Каймиана.
Аларья моргнула, чувствуя, как начинает ломить виски. Она искренне старалась понять Каймиану, но при таком различии в терминологии это казалось нереальным. Начинать нужно было с азов. Первый вопрос оказался неудачным. Пожалуй, Прагме стоило бы прихватить с собой азбуку или детскую книжку с картинками, если, конечно, их дети учились читать по книгам. Хотелось примитивного — кубиков, рисунков в стиле «точка, точка, два крючочка»…
— Подождите. Давайте определимся с терминами. Что такое… — Аларья покосилась на размашистые каракули сестры. — Прозрачные пределы.
— То, где хранится память обо всем сущем, где решается его судьба.
— Информационное поле, — шепотом сказала Арья.
— Вы — садовники судеб, способные не только взрастить ствол, но и принять в свои ладони плоды.
— А этого я уже не переведу, — подхватила сестра. — Но нас в экстры пишут, кажется.
— Как бы вот нам все-таки согласовать термины? — спросила Аларья. — Пожалуйста, объясняйте каждый.
Каймиана уставилась на Аларью так, словно у той на лбу проросли и цветы, и стволы с лепестками. Консультант Новак смотрела в зеленые, как хвоя терранских елей, ничего не выражающие глаза. Ее только что посетило гениальное открытие: чтобы интеллект «читался на лице», необходимо напряжение мимических мышц. Едва заметные морщинки на лбу или между бровями — отметка привычки задумываться, развитые мышцы скул, почти неуловимый трепет крыльев носа — все то, что отражает работу мысли. По этой теории получалось, что Каймиана или биоробот, излагающий то, на что запрограммирован, или телепатка.
Секунды шли, но гостья не отвечала и не меняла позы. Словно изумилась, да так и застыла живым памятником самой себе. Возникло явное непонимание. Новак посмотрела на Фархада, тот едва заметно кивнул и начал свою партию.
— Для нас важны слова, — медленно и внятно начал объяснять Фархад. — Каждое слово — не просто набор звуков, но ключ, отпирающий небольшую коробку. В ней сложены все связанные с этим словом образы. Значения, ассоциации, эмоциональные сигналы. Термином мы называем само слово. Значением — его расширенное описание. Стол, — постучал он ногтями по столешнице. — Предмет, состоящий из основной плоскости и опор, предназначенный для ряда задач — приема пищи, работы с документами… Его можно использовать и иначе, но когда я говорю «стол», мои собеседники представляют именно плоскость с опорами, приблизительно определенных размеров и формы. Я не могу назвать его тарелкой, ибо тогда возникнет непонимание. Вы говорите, оперируя своими терминами. Нам не ясно, что за ними стоит. Понимаете?