Мое сердце беспокойно делает кульбит, и я с затаенным дыханием жду ответа Гордея.
— Он в приставку рубится.
— Приставку? Он что, выпросил ее у тебя?
Я хмурюсь, да и тон у меня довольно строгий. То, что Орлов идет на поводу у нашего сына так часто, меня сильно беспокоит.
— Она у меня была, Сонь, не кипятись так. Я сам в свободное время поигрываю.
Несмотря на мои наезды, его голос в отличие от моего звучит мягко и спокойно.
— И не волнуйся ты так, в конце концов, Дима и мой сын тоже, как-нибудь я управлюсь, не криворукий. И если что, на ужин мы ели не пиццу с бургерами, как ты уже успела себе нафантазировать.
Я прикусываю губу и молчу, так как он зрит в корень. Именно об этом я и думаю, беспокоясь о здоровье и желудке Димы. Это Гордей уже взрослый, а организм ребенка еще не сформирован, так что я против постоянного потребления фастфуда, особенно этой картошки фри. Дима маленький и не понимает, что это вредная пища, но слова-уверения Гордея меня успокаивают.
— Дай телефон Диме, пожалуйста, хочу пожелать моему малышу спокойной ночи. И смотри, его нужно уложить спать до одиннадцати.
— Есть, кэп.
Я буквально вижу, как Гордей закатывает глаза, но вскоре по ту сторону трубки слышу голос своего сына.
— Привет, мам. А я сегодня буду у папы ночевать. У него в холодильнике сто-о-олько мороженого. Размером с грузовик.
— Помни про горлышко, малыш.
— Я не малыш, — уже привычно сердито поправляет он меня. — И папа мне разрешил только одно съесть. И то после гречки с котлетой.
Я улыбаюсь, слушая возмущения сына по поводу крупы и восхвалений котлет, которые приготовила баба Маша. Насколько я помню, Мария Федоровна — домработница Гордея, которая отвечает и за готовку, и за уборку. Приятная женщина, с которой я сталкивалась пару раз, когда забирала сына по вечерам на выходных, будучи неподалеку. Это версия для Гордей. На самом же деле, первое время мне не хотелось, чтобы он видел мою скромную квартирку, которая едва ли не меньше его гардеробной.
Но он ни разу ничего не сказал про мою однушку и даже не осматривал ее с презрительным видом, вопреки моим ожиданиям, поэтому со временем я и успокоилась.
Поговорив с сыном, я почти мгновенно засыпаю, а вот утром просыпаюсь настолько разбитая, что даже глаза открываю с трудом. В ушах звон, а трель дверного звонка едва ли не разрывает мои барабанные перепонки.
На часах пол третьего, а от Гордея тридцать восемь пропущенных. Странно, что я ничего не слышала.
Я еле как встаю и с трудом дохожу к глазку. А на лестничной площадке стоит Гордей.
Я открываю дверь и неожиданно даже для себя заваливаюсь вперед вместе с ней, вываливаясь наружу. Лицом с полом мне не дают столкнуться руки Орлова. Он подхватывает меня на руки и несет обратно внутрь, и это последнее, что я помню перед тем, как потерять сознание.
Глава 24
Когда я прихожу в себя, надо мной стоит Гордей и с вниманием слушает врачей. Кажется, он успел вызвать скорую, а я, видимо, очень давно была в отключке.
— И обязательно соблюдать режим, — напутствуют врачи, прежде чем уйти.
Мы с Гордеем остаемся наедине. Я больше не чувствую жара, но слабость всё еще держит меня в плену. Гордей закрывает дверь за врачами и возвращается ко мне, хмурясь.
— Что случилось? — спрашиваю я, поднимаясь, чтобы сесть.
— Ты потеряла сознание, Соня. Тебе нужно было позвонить мне. Хорошо, что я забеспокоился, так как ты не отвечала на звонки. Представляешь, что могло бы случиться, если бы я не приехал?
Гордей зол, но злится он не на меня. Я вижу его беспокойство, и от этого у меня тепло на душе. Я уже и не помню, когда кто-то так переживал за меня.
— Ты хотя бы вызвала врача вчера?
— В этом не было нужды. Обычно моя простуда проходит за два-три дня, и я думала, что и в этот раз обойдется.
— А если бы Дима был тут? Ты могла бы потерять сознание и больше не очнуться. У тебя была температура почти тридцать девять, это опасно для взрослых.
— Но всё же обошлось.
Наши взгляды встречаются, и Гордей злится еще сильнее, даже стискивает кулаки.
— Собери всё необходимое на неделю, я тебя забираю к себе. Будешь жить у меня.
— Но…
Я хочу возразить, так как привыкла жить самостоятельно. Но, судя по его взгляду, он не намерен отступать. Я чувствую такую слабость, что даже спорить не хватает сил.
— Если о себе не думаешь, то хотя бы о сыне подумай. Если с тобой что-то случится, что я ему скажу?
Этот вопрос меня отрезвляет. Несмотря на нежелание ехать к Гордею, я киваю и медленно начинаю собирать вещи.