Он улыбается. Хмыкает. Начинает смеяться. Его разбирает все больше и больше и, наконец, так складывает пополам от смеха, что он даже делает шаг, чтобы удержать равновесие.
Входит его жена Эстер. Появившись из левой двери у него за спиной, она ищет глазами, кто же это так неудержимо хохочет вместе с ее мужем.
На лице ее блуждает улыбка. Она идет к мужу. Услышав ее шаги, Виктор оборачивается.
Эстер. Что тут происходит?
Виктор. Эге! (Снимает мембрану и улыбается, пожалуй, немножко смущенно.)
Эстер. С лестницы можно было подумать, что тут целая компания.
Он целует ее в щеку.
Что за пластинка?
Виктор (не сумев скрыть неудовольствия). Где это ты пила?
Эстер (смеясь). Я же тебе говорила. Я была на осмотре.
Виктор. И это называется — доктор! Сам же не велел тебе пить.
Эстер (смеясь). Одна рюмка! От одной рюмки со мной ничего не сделается. У меня все в порядке. А он просил передать тебе привет.
Виктор. Очень приятно… Если тебе нужно что-нибудь из всего этого… А то через несколько минут придет покупатель.
Эстер (озираясь, со вздохом). Боже ты мой, смешно, правда? Здесь все стало как-то не так, а?
Виктор. Да нет, в общем-то все как было. Только вон там стоял мой стол и койка. А так все то же…
Эстер. Раньше мне тут многое казалось претенциозным. А в то же время во всем этом чувствуется какая-то индивидуальность. Кое-что теперь, кажется, снова в моде. Но куда это воткнешь? А этот шкаф симпатичный!
Виктор. Это мой. А вон там — шкаф Уолтера. Парный.
Эстер. Так и не пробился к нему?
Виктор. Сегодня звонил ему, утром, еще раз. Он был на консилиуме.
Эстер. Где? Там же, у него в больнице?
Виктор. Там же. Дежурная сестра ходила докладывать ему, а я ждал у телефона. Ладно. Пусть так. Я его предупредил, и теперь руки у меня развязаны.
Эстер. Может, лучше мы договоримся с тобой и где-нибудь встретимся? Мне что-то не по себе здесь.
Виктор. Я думаю, мы долго не провозимся. Сядь, отдохни; покупатель будет с минуты на минуту.
Эстер (садится на кушетку). Во всем этом есть что-то до такой степени отвратительное, просто не могу сказать! Меня так бесит вся:>та история!
Виктор. А ты не накачивай себя. Продадим вещи — и конец. Кстати, билеты в кино уже у меня в кармане. Забежал по дороге.
Эстер. Хорошо. Особенно если картина будет стоящая.
Виктор. Еще бы не стоящая! Пять долларов за два билета!
Эстер. Ну и наплевать, лишь бы куда-нибудь пойти. (Оглядывается по сторонам.) Господи… Поднималась сюда по лестнице — и на всех площадках двери настежь… Все! Даже не верится.
Виктор. Со старыми домами это происходит каждый день. Сегодня с одним, завтра с другим.
Эстер. Я знаю. Но когда идешь по такому дому, кажется, что тебе самой сто лет. Ненавижу пустые комнаты. (Встает, подходит к арфе.) Который час?
Виктор (взглянув на часы). Без двадцати шесть, он вот-вот будет.
Она дергает струны арфы.
За это должны дать приличные деньги.
Эстер. Тут за многое должны дать приличные деньги. Только поторгуйся как следует. А не бери сразу сколько дадут.
Виктор. Не волнуйся. Во всяком случае, задаром не отдам.
Эстер (подходит к патефону). Что за пластинка?
Виктор. Это «смеющаяся пластинка». В двадцатые годы они были нарасхват.
Эстер. Неужели ты помнишь?
Виктор. Смутно. Мне было пять или шесть. Их крутили, когда собирались компанией. Уж не помню: не то спорили — кто дольше не засмеется, не то просто садились вокруг и смеялись.
Эстер. Здорово придумано!
Виктор. А ты сегодня хороша!
Она поворачивается к нему с виноватой улыбкой.
Ничего! Я же сказал: буду торговаться — и буду!
Эстер. Я верю… Это тот самый костюм!
Виктор. Тот самый? Ах, тот самый! Сколько? Повернись!
Эстер (поворачиваясь). Сорок пять. Ты представляешь: продавец сказал, что его никто не берет — слишком простенький.