Виктор. Угадали.
Соломон. И прекрасно. Так скажите мне, у вас при себе есть какая-нибудь бумага? На право владения?
Виктор. Нет! Я владелец, вот и все.
Соломон. Иначе говоря, вы не имеете ни братьев, ни сестер.
Виктор. Брат у меня есть.
Соломон. Ага. И вы с ним в самых хороших отношениях? Нет, я ни во что не вмешиваюсь, но не мне вам рассказывать, как у них бывает в этих семьях: вес они любят друг друга, как сумасшедшие, но в ту минуту, когда умирают родители, вдруг возникает вопрос: кто хочет иметь что! И вокруг этого начинается тарарам.
Виктор. Здесь не будет ничего подобного.
Соломой. Если бы речь шла о том, чтобы купить несколько вещей… Но купить такую обстановку без того, чтобы иметь бумагу…
Виктор. Хорошо, я принесу вам такую бумагу. Не беспокойтесь.
Соломон. Вы уверены в этом? Самые большие люди, вы мне не поверите, на что они способны: юристы, профессора колледжей, даже телевизионные дикторы — пятьсот долларов они готовы заплатить адвокату, чтоб отсудить какой-нибудь шкаф, который стоит пятьдесят центов, и только потому, что, видите ли, все хотят настоять на своем, все хотят быть — помер один.
Виктор. Я сказал, что принесу вам бумагу. Может быть, начнете?
Соломон. Хорошо, я начну. Например, обеденный стол. Это у нас называется: в стиле испанского короля Якова. Он стоил тысячу двести— тысячу триста долларов в тысяча девятьсот двадцать первом году. Вы полицейский, я торгую мебелью, мы с вами знаем жизнь: в нашей жизни легче продать свой туберкулез, чем такого «испанского Якова».
Виктор. Почему? Стол в прекрасном состоянии!
Соломон. Вы говорите фактически, а об антикварной мебели нельзя говорить фактически. Такой стиль у них теперь не в моде. И мало того, что он у них не в моде, они его терпеть не могут. И такая же история с тем шкафом, и с тем, и с тем. (Показывает пальцем.)
Виктор. Если я вас верно понял, вы хотите взять несколько вещей, и все?
Соломон. Вот зачем-то мы уже начинаем торопиться…
Виктор. Если вы пришли, чтобы выловить из супа все мясо, — дело не пойдет. Или все, или ничего, и давайте забудем об этом. Я предупредил вас по телефону, что речь идет об обстановке целого дома.
Соломон. А что вы так спешите? Поговорим спокойно, и вы увидите, что будет! Они же не построили Рим в один день! Я вам объясню, что я имел в виду: за эти несколько вещей я вам дам такую замечательную цену, что вы…
Виктор. Это исключено. У меня здесь не универсальный магазин. Дом на днях снесут.
Соломон. Ну, и очень хорошо! Мы с вами понимаем друг друга — так зачем нам так нервничать? (Подходит к столу с пластинками.) Пластинки вы тоже продаете? (Берет одну из них.)
Виктор. Несколько штук, наверное, оставлю себе.
Соломон (читает наклейку). Нет, подумать только! Галахер и Шин!
Виктор. Надеюсь, вы не собираетесь устраивать здесь прослушивание?!
Соломон. Прослушивание? Я? Я выступал с этим Галахером и с этим Шином в одной программе, может быть, в пятидесяти разных театрах.
Виктор. Вы были актером?
Соломон. Актером? Акробатом! Вся моя семья были акробатами. Вы никогда не слышали? «Пять Соломонов» — мир их праху! Я был самый нижний.
Виктор. Неужели? Никогда не слышал: евреи — акробаты.
Соломон. А как же Иаков? Разве он не был борец? Разве не он боролся с архангелом? От самого сотворения мира евреи были акробатами. Я был здоров, как лошадь; вино, женщины, все на свете, давай, давай! Без остановки! Только жизнь меня остановила. Так-то, мой мальчик! (Почти любовно опускает пластинку на стол.) Что вы про них знаете? Галахер и Шин!
Виктор. А если ближе к делу?
Соломон (осматривается по сторонам, словно ему не по себе). Слушайте, как у нас дела с преступностью? Опять растет, а?
Виктор. Мистер Соломон, чтобы у нас не было недоразумений, должен вас предупредить: я человек необщительный.
Соломон. Необщительный?
Виктор. Необщительный. Я плохой бизнесмен и плохой собеседник. Давайте вернемся к цене и покончим с этим. О’кей?
Соломон. Вы не хотите, чтоб мы с вами стали приятели?
Виктор. Вот именно.
Соломон. Хорошо, так мы не будем приятели! Но чтобы вы немножко лучше знали меня, я вам кое-что покажу. (Вытаскивает из кармана кожаную книжечку, открывает ее и, не выпуская из рук, показывает Виктору.) Это меня демобилизовали из Британского флота. Видите? «Служба его величества».