— Ты, вероятно, шутишь, Питер, — со смехом ответил Виктор, — но шутка у тебя получилась не очень удачная. Ты пешка в большой игре. Ты считаешь, что я тебя боюсь? Не больше, чем назойливую муху, дорогой Питер. — Виктор расхохотался. — Но сейчас твоя назойливость мне надоела, мне предстоит схватка с Рианом, а ты путаешься у меня под ногами. Сейчас я не могу позволить себе отвлекаться, чтобы воспитывать тебя. В конце концов, я не нянька и ты не мальчишка.
— Ты врешь! — крикнул Питер.
— Да, тебе хотелось бы, чтобы это была неправда, потому что тебе стыдно, но это правда, чистейшая правда. Ты не представляешь непосредственной опасности ни для меня, ни для кого-либо другого, ты ноль. Опасные последствия для меня могут иметь твой эгоизм и твоя глупость. Например, сейчас. Честно говоря, Питер, если бы Кай и Гален не выиграли битву, а Катрин не сделала свое заявление, позиции Риана были бы сейчас очень сильны. А так его планы потерпели полный провал, Катрин напрямую заявила, что он стоит за спиной милиции Свободного Ская, Легион Грейсона Карлайла удерживает Гленгарри, и идея восстания, которое намечал Риан, подавлена в самом зародыше. И если бы не все эти обстоятельства, то все, что я смог бы для тебя тогда сделать, — это дать возможность самому выбрать тюремную камеру на ближайшие годы.
Питер сел на край стола. Он так устал, что не мог больше злиться на слова Виктора. Лицо его осунулось, по щекам пролегли тяжелые складки.
— Я ничего в этом не понимаю. Политика — занятие, недостойное воина, а я воин. Знаю только, что ты не можешь жертвовать мной во имя каких-то своих политических целей.
— Да, ты на все смотришь глазами солдата и никак не можешь осознать, что в нашей жизни все взаимосвязано, а в общем все это — политика.
— Ты не прав, — ответил Питер.
— Разве? Ничего подобного, — возразил Виктор. — Ты видишь в себе только воина, а я рассматриваю тебя как фигуру в политической игре, невысокую, прямо скажем, пешку. Но, находясь в милиции Свободного Ская, ты представлял собой довольно ценную пешку. Поскольку изо всей милиции Свободного Ская, за исключением твоего подразделения, я не мог доверять никому, то все, что ты делал, включая твою заботу по сохранению редких животных, мне очень помогало. Но и Риан также видел это, поэтому он на тебя и нацелился. И теперь я вынужден вывести тебя из игры.
— Значит, и ты пляшешь под чужую дудку? Риан командует тобой? — Питер попытался вложить в свои слова как можно больше презрения.
Виктор сделал вид, что не заметил оскорбительного тона Питера:
— Это лучше, чем уйти с танцев.
— Значит, вместо того чтобы драться, ты предпочитаешь плясать?
Виктор пристально посмотрел на брата:
— Если ты говоришь искренне, то молю Бога, чтобы ты никогда не занял наш трон.
— Не заблуждайся, брат, с твоей смертью я буду на одну ступеньку ближе к тому трону, о котором ты так печешься.
Виктор с сожалением покачал головой:
— Мой дорогой брат, ты поумнеешь только тогда, когда поймешь одну простую вещь: если я умру, Федеративное Содружество развалится и ни на какой трон тебе рассчитывать не придется.
Питер чуть рот не раскрыл от изумления, однако, взяв себя в руки, ответил:
— Вот уж не думал, Виктор, что в тебе столько заносчивости и высокомерия.
— Отнюдь. Это ни то ни другое, Питер, это факт. Государство — это я, я весь в нем, и оно во мне. Я чувствую его и могу им управлять. Для этого я подавил в себе воина, но приобрел способность служить народу Федеративного Содружества.
— Ты служишь ему, унижая меня.
— Питер, так кто же из нас больше высокомерен и заносчив? — Виктор оценивающе смотрел на брата. — Я прошу тебя сделать что-то во имя Федеративного Содружества, а ты считаешь это унижением? Нет, Питер, можешь считать мой приказ чем угодно, но ты его выполнишь.
Питер посмотрел на брата и сказал:
— Если сочту его разумным и честным по отношению ко мне, то выполню.
— Выполнишь без всяких условий. — Виктор посмотрел на Курайтиса. — Тебе скажут только то, что ты должен знать, ничего больше.
— Только то, что я должен знать, говоришь? — Питера захлестнуло негодование. — То есть ты хочешь сказать, что мне уже нельзя доверять?
— Что я думаю — это несущественно. Такие решения выносит секретариат разведки.
— Значит, секретариат разведки приказывает тебе доверять или не доверять кому-то?
— Он ничего мне не приказывает.
— И ты можешь сам выбирать, кому можно доверять, а кому нет? — Глаза Питера блеснули. — Тогда скажи мне: кто убил нашу мать?
— Я не знаю, — спокойно ответил Виктор.
— Врешь! Я догадываюсь, что ты это знаешь, только не хочешь говорить мне. — Питер повернулся к Курайтису. — А ты знаешь? Говори, я приказываю.
— Молчи, Курайтис. — Виктор встал между агентом и Питером. — Я действительно не знаю, кто отдал приказ убить нашу мать. Но если бы знал, если бы имел хотя бы самые незначительные доказательства, то отомстил бы. В этом я тебе клянусь, Питер, клянусь могилами всех великих правителей, которые когда-либо сидели на нашем троне на Таркаде.
— Похоже, что это — твое единственное честное признание за сегодня. — Питер сел в кресло, глаза его продолжали сверкать. — Я рад, что тебе еще известно такое понятие, как честь. Но все равно сместить меня ты не можешь. Без боевого робота, без битв... Уж лучше сразу умереть.
— Это, конечно, неплохое решение, но на данный момент несколько преждевременное, — заметил Виктор, — не торопись пока.
— Пока?! — Питер раскрыл рот от изумления. Виктор глубоко вздохнул и сел в кресло напротив брата.
— Послушай, Питер, мое первое назначение было в двенадцатый гвардейский полк на Донегале. Это было не то место, куда я хотел попасть, но отец считал, что я нужен именно там, и я поехал туда.
— Таким же местом, по твоим словам, было для меня назначение на Лион в милицию Ская. Теперь я заслуживаю большего. — Питер нахмурился. — Мне нужно больше войск под мое командование.
Виктор посмотрел на брата и негромко произнес:
— Я не буду тебя водить за нос, а скажу сразу: больше под свое командование ты не получишь ни одного воина.
— Почему? — Питер возмутился. — Наш отец послал тебя на Донегал не отсиживаться. Ты участвовал в боевых действиях и заслужил славу в войне с кланами. Почему ты не можешь теперь послать на Донегал меня? Ты знаешь, что я смогу подавить любое неповиновение или восстание против Штайнер-Дэвионов. — В голосе Питера послышались воинственные нотки. — Если бы наш отец был жив, он поступил точно так же.
— Он поступил так же в три тысячи тридцать четвертом и сразу понял, что совершил ошибку.
— Значит, теперь ты можешь поправлять нашего отца? — Питер чуть не закричал на брата. — Виктор, да ты что! Ты за кого себя считаешь?! Ты что, самый умный и самый великий?
— Смени пластинку, — спокойно ответил Виктор, — эту я уже слышал. — Он посмотрел на брата и ткнул в него пальцем. — Я знаю, что делаю, и не тебе меня укорять. Двадцать лет назад, развязав военные действия, наш отец едва не потерял Остров Скаи. Там целый клубок проблем, и ни одна из них не решена и поныне. И теперь мне снова предстоит всем этим заниматься. Я собираюсь решить все спорные вопросы, чтобы мои дети, наши дети, больше никогда к ним не возвращались.
— Наш отец хотел того же самого, — Питер покачал головой, — как же ты можешь недооценивать его действия?
— Могу, — ответил Виктор спокойно, — потому что я многому у него научился. Я видел все его ошибки и не собираюсь их повторять. — Виктор хлопнул ладонью по столу. — Здесь нужны тонкость и чутье, а не тупая военная сила.
— И я — всего лишь часть твоей тонкой игры? — сузив глаза, спросил Питер.
— Кем ты себя считаешь, мы уже установили. Ты отправишься туда, куда я тебя пошлю, и будешь делать то, что я прикажу.
Питер откинулся на спинку кресла, сложил на груди руки и небрежно посмотрел на Виктора:
— Так куда вы решили послать вашего покорного слугу, ваше высочество? Может быть, на планету Зания в Дом Святого Маринуса проводить время в молитвах и медитации?