Выскочив из душной лавки на улицу, Сью с лёгкой гордостью поинтересовалась у Кея:
— Итак, кто был прав? Неужели я не молодец, что уговорила тебя?
— Не лопни от самодовольства, — Кейд и сам не мог оставаться равнодушным. Так и хотелось опробовать новый инструмент. Но это — дома, приноравливаясь и знакомясь с каждой выемкой и щербинкой на корпусе. — Надеюсь, больше тебя никуда сегодня не понесёт?
— Да я только начала! — Сью неожиданно выхватила гитару у него из рук, пронёсшись мимо, как маленькая чёрная искра.
— Эй! — возмущённо громыхнул Кей, но дурочка его словно не слышала.
Вспорхнув на ближайшую придорожную лавочку, она взяла гитару так, словно играет на ней — даром, что та упакована в серый непромокаемый чехол. Редкие прохожие повертели пальцами у виска, но Сьюзен было плевать: ей хотелось немного сумасшествия, особенно если только так можно растолкать Кейда на действия.
— Ну как, я похожа на рокершу? — весело прозвенела она.
— Ты похожа на дебилку, — едва удержался от фейспалма Кей. Он с тревогой поглядывал на инструмент в её худеньких руках. Лишь бы не сломала. — Слезай.
— Не-а, — мотнула она головой. — Смотри. Мы в Америке. Можно делать всё, что хочешь, прямо посреди улицы. Ты хочешь играть, Кейд, играть для публики, видеть живых зрителей?
— Да, — вырвалось у него прежде, чем успел задержать этот ответ. На девчонку на лавочке таращилось всё больше людей, и ему это не нравилось. Нечего так смотреть на её костлявые коленки. Ещё эти гольфы… Мечта педофила. Но как бы он ни отводил глаза, они всё равно упорно спускались к подолу юбки и бёдрам глупой малявки.
— Что тебе мешает? Люди хотят этой музыки. Ты хочешь играть. Бери свой арсенал, выходи на улицу и играй. Ну, а чтобы не быть в накладе, я буду сливать эти выступления на канал. И мы замутим рооооок! — карикатурно выгнулась она, словно гитарист на сцене.
— Ты замутишь себе перелом, если сейчас же не слезешь, — усмехнулся Кейд. Этот энтузиазм был настолько заразен, что коварная мыслишка в голове всё же застыла: «а что, если?» Что, если она права. Что, если ему не нужны концертные залы, софиты и шелуха — просто делать то, что умел всегда. Было бы с кем.
— Так ты согласен? — напирала Сьюзен, в кои-то веки смотря на него сверху вниз. — Ну же, Кейд! Давай, сделай это! — она ухмыльнулась и наигранно пародийно напела старый мотивчик: — Сделай это, бэби! Ага, ага!5
— Блять, за что мне это, — он закатил глаза, чтобы не смотреть на этот ёбаный стыд из кривляющейся на лавочке нимфетки. Но даже святой бы не стал отрицать, что выглядела она сейчас по бешеному привлекательно. — Согласен. Да, мы будем делать рок.
— Урааа! — с победным кличем Сьюзен спрыгнула-таки на асфальт и вернула ему гитару. — А ты не так уж плох, хотя белый и на вид — лох.
Кейд совсем не оценил, как всколыхнулся при этом подол юбки. Совсем-совсем. Ни капельки. Так не оценил, что даже возмутиться забыл.
— А теперь — домой? — с надеждой спросил он, но им суждено было разбиться.
— А теперь — приводить твою уёбанную рожу в порядок, — настойчивый кивок в сторону парикмахерской был почти угрожающим.
Вот теперь ему стало страшно.
6. Мертвец
Набрав полные ладони холодной воды, Кейд плеснул её себе в лицо, пытаясь взбодриться. Помогло мало, как и освежающий душ — любое утро будет сонным, если лёг спать среди ночи. Глаза норовили закрыться, но он всё же поймал свой мутный взгляд в отражении маленького запотевшего зеркала над раковиной. Вздохнув, стёр с него ладонью лишнюю влагу, но тут же поспешил спрятать лицо в полотенце — всё ещё не мог привыкнуть к отражению.
Вчера Сьюзен согласилась пойти по домам только после того, как Кея привели в божеский вид. Он категорически отказался от радикальных перемен, так что уломать его удалось только на подравнивание стрижки и окультуривание короткой бородки: теперь она выглядела не как у бомжа, а по-модному, как небрежная небритость. Сью от такого изменения пришла в восторг, а вот сам Кейд до конца не понял, в чём смысл. Ему и так было неплохо. А теперь подбородок казался ещё квадратнее, скулы — чётче, и назад зачёсывать волосы никакой необходимости: обкорнали до торчащего ежа. С трудом избавившись от пищащей малявки, он с самого вечера изучал звуки, на которые способна его новенькая «Мартин». К ней нужно было приноравливаться, и Кей с удовольствием пробовал все её лады, каждый аккорд, меняя натяжку струн, пока его полностью не удовлетворило звучание. Уснул он тоже с ней, так и не раздевшись, на диване.