- Я рад. Мне было бы невыносимо знать, что я обязан вам, особенно теперь!
- Успокойся. Ты мне не обязан. Никто из вас мне ничем не обязан. Я ничего не сделал для вас.
Джерард изумленно поглядел на лорда Ротерхэма.
- Ты удивлен, не так ли? Уж не вообразил ли ты, что меня всерьез волнует, где и как ты учишься? Ты сильно заблуждаешься. Единственное, что меня беспокоит, это то, чтобы сыновья твоего отца были такими же образованными, каким был он сам. Такими какими он хотел их видеть. И все, что я сделал, я делал только ради него. Не ради вас.
- Я... я не знал, - запинаясь, проговорил удрученный Джерард. - Прошу прощения, сэр. Я не хотел говорить то, что сказал.
- Прекрасно! - буркнул маркиз.
- Я действительно совсем не думал, что вы...
- Будет, будет.
- Да, но... Я вышел из себя. Я не должен был...
Ротерхэм усмехнулся:
- Я не настолько жесток, чтобы не простить тебя за это. Ну что ж, ты закончил перечисление всех моих прошлых преступлений? В чем состоит мое нынешнее прегрешение?
Молодой человек, который был вынужден просить прощения у своего опекуна, не знал теперь, как бросить тому в лицо свое заключительное обвинение, как сделать это со страстностью, так необходимой для того, чтобы убедить маркиза в серьезности этого упрека и в своей собственной искренности. Сейчас он попал в невыгодное положение, и понимание этого вызывало у юного Монксли скорее раздражение, чем благородный гнев. Наконец он угрюмо произнес:
- Вы разрушили мою жизнь.
Эти слова звучали гораздо эффектнее, когда он репетировал свою речь, ожидая в Зеленой гостиной. Если бы лорду Ротерхэму посчастливилось услышать их в тот момент, они могли бы вывести его светлость из состояния презрительного равнодушия и даже проникнуть в его ледяное сердце и вызвать в нем раскаяние. Но сейчас они только слегка позабавили маркиза, и, похоже, это был их единственный эффект. Джерард украдкой взглянул на своего опекуна и увидел на его лице еле заметную улыбку. Теперь, когда оно было не таким пугающе мрачным, а угрожающий блеск глаз потух, юноша мог вздохнуть свободнее, однако это не изменило его отношения к Ротерхэму. Покраснев от злости, он спросил:
- Вам это кажется забавным?
- Чертовски.
- Да? Если вы бесчувственны, словно... словно камень, то считаете, что и у других людей нет никаких чувств?
- Напротив! Меня все время тошнит от чрезмерной чувствительности, демонстрируемой очень многими моими знакомыми. Но это к делу не относится. Удовлетвори мое любопытство - каким это образом я так неожиданно достиг того, что, по твоему убеждению, было моей целью вот уже много лет?
- Этого я не говорил! Может быть, у вас и не было намерения разрушить все мои надежды. Могу с готовностью поверить, что вы даже не удосужились подумать о том, что я должен был почувствовать, когда услышал... когда я обнаружил...
- Постарайся изъясняться логично, - прервал его Ротерхэм. - Уже тот факт, что я испытываю злобное удовольствие от крушения твоих планов, доказывает наличие у меня такого намерения. Нет, мне нужно было все-таки послать тебя учиться в Оксфорд. Ясно, что в этом Кембридже тебя не заставляют изучать логику.
- Замолчите, черт возьми! - вскричал Джерард. - Думаете, я ребенок, которого можно бранить и презирать? Ошибаетесь! - Его нижняя губа задрожала, а глаза наполнились слезами. Он торопливо вытер их и снова заговорил срывающимся голосом: - Вы даже не потрудились сообщить мне!.. Я узнал спустя несколько недель. А ведь вы должны были знать... должны были знать, каким ужасным ударом станет для меня эта новость! - Не находившие выхода эмоции душили юношу. Он судорожно вздохнул и закрыл лицо руками.
Лорд Ротерхэм насупился. Он внимательно поглядел на своего воспитанника и отошел к столу, на котором стояли несколько графинов. Налив вина в два стакана, маркиз вернулся к своему креслу и поставил один из них на стол. Потом, положив руку на плечо Джерарда, участливо сжал его:
- Ну, довольно. Успокойся. Я же говорил, что не люблю чрезмерной слезливости. Нет, я не браню тебя - теперь вижу, что дело гораздо серьезнее, чем я думал. Вот вино. Выпей его и объясни вразумительно что я такого наделал, что ты так разволновался.
Вряд ли в этих словах ощущалось большое сочувствие. Но в бесстрастном голосе маркиза уже не было насмешки.
- Я не хочу говорить об этом! Я...
- Делай то, что я велел!
В тоне Ротерхэма вновь зазвучала сталь. Юный Монксли тут же уловил это и непроизвольно вздрогнул. Схватив дрожащей рукой стакан, он немного отпил из него. Маркиз вновь уселся в кресло перед большим столом и тоже взял вино.
- А теперь, если можно, расскажи в нескольких словах, в чем дело.
- Вы сами знаете, в чем дело, - с горечью проговорил юноша. - Вы использовали свой титул и свое богатство, чтобы украсть единственную девушку, которая была мне дорога. - Он заметил, что Ротерхэм пристально глядит на него, и добавил: - Я имею в виду мисс Лейлхэм.
- Бог мой!
В этом восклицании прозвучало искреннее изумление, но Джерард продолжал:
- Вы очень хорошо знали, вы должны были знать, что я... что она...
- Несомненно, знал бы, испытывай я хоть немного интереса к твоим делам, на что ты явно рассчитывал. А так я действительно был в полном неведении! Ротерхэм умолк и отпил вина, поглядывая поверх стакана на Монксли. Брови его вновь сдвинулись, а глаза сузились, и в них появился мрачный блеск. Впрочем, это ничего бы не изменило, просто в этом случае я должен был сообщить тебе обо всем. Мне жаль, если эта новость явилась для тебя ударом. Но ты очень быстро оправишься от него, учитывая твой возраст.
Эта речь, произнесенная ледяным тоном, едва ли утешила молодого джентльмена, страдающего от мук первой любви. Было совершенно ясно, что маркиз считал это чувство не стоящим внимания, а его предположение, что Джерард скоро обо всем забудет, вместо того чтобы успокоить юношу, вызвало у того бурю негодования.
- И это все, что вы можете сказать? Мне следовало предугадать, что так случится. "Оправишься"!
- Ну да, оправишься, - повторил лорд Ротерхэм, и его губы скривились в усмешке. - Твои трагические излияния произвели бы на меня куда большее впечатление, если бы ты не так долго разыгрывал передо мной эту сцену. Я не знаю точно, сколько недель прошло с того дня, как была провозглашена наша помолвка, но...