Ротерхэм сделал паузу, внимательно разглядывая своего воспитанника. Джерард - весь белый, как нелепый воротничок его рубашки, - дрожал и прерывисто дышал, но не отводил горящих глаз от лица своего опекуна. И, храбро выдержав ответный пронизывающий и высокомерный взгляд серо-стальных глаз маркиза, он прошептал, стиснув кулаки:
- Я с радостью убил бы вас!
- Не сомневаюсь. Ты бы и ударил меня, однако не сделаешь этого. И больше не станешь разыгрывать передо мной своих патетических сцен... Можешь остаться здесь на ночь, но завтра же вернешься туда, откуда приехал.
- Я не останусь под вашей крышей ни на минуту, даже если бы вы меня озолотили!
- Джерард, я сказал: хватит с меня твоей патетики.
- Я уезжаю из Клейкросса. Сейчас же! - воскликнул Монксли и бросился к двери.
- Не торопись. Ты кое-что забыл!
Юноша остановился и оглянулся.
- Ты сказал, что твои карманы пусты, и это меня не удивляет, после того как ты проехал на почтовых через всю страну. Сколько тебе нужно денег?
Джерард замер в нерешительности. Отвергнуть это предложение было бы прекрасным жестом, причем именно тем, о котором он мечтал. С другой стороны, ему нужно было оплачивать дорожные расходы и жить целый месяц, прежде чем поступит содержание за следующий квартал. Его мелодраматический талант был унижен тем, что, по его убеждению, было реакцией чрезвычайно злобной натуры, и юноша произнес тоном, в котором начисто отсутствовала благодарность:
- Был бы обязан вам, если бы вы ссудили мне пятьдесят фунтов, кузен.
- Неужели был бы обязан? И сколько я должен дать тебе вперед на следующий квартал?
- Будьте уверены, я не попрошу у вас авансом ни пенни! - высокопарно заявил Монксли.
- Боишься попросить, не так ли? - Говоря это, Ротерхэм открыл старинный шкаф в дальнем конце комнаты и достал оттуда металлический ящичек. - И вместо этого попросишь у матери. Но так как ты сейчас оказался на мели исключительно по моей вине, я дам тебе твои пятьдесят фунтов. В следующий раз, когда захочешь выругать меня, напиши письмо.
- Если вы отказываетесь выдать мне вперед мои собственные деньги, я возьму ваши деньги только взаймы, - объявил Джерард, - и выплачу их сразу же, как только стану совершеннолетним.
- Как тебе будет угодно, - пожал плечами Ротерхэм, отпирая ящичек с деньгами.
- И я дам вам долговую расписку!
- Ну разумеется. Перо на столе.
Джерард бросил на своего опекуна ненавидящий взгляд, схватил перо, выхватил наугад из какой-то пачки бумаг листок и торопливо набросал долговую расписку. Затем швырнул перо на стол.
- Я уплачу этот долг самое позднее в тот самый день, когда получу основную сумму, причитающуюся мне. А если смогу, то и гораздо раньше. Я вам признателен. До свидания! - Он небрежно сунул чеки, протянутые маркизом, в карман и выбежал из библиотеки, громко хлопнув при этом дверью.
Маркиз убрал металлический ящичек на место и медленно прошел к своему столу. Взял в руки расписку и, нахмурив брови и крепко сжав губы, рассеянно разорвал ее на множество мелких клочков. Дверь снова приоткрылась, и он поднял голову.
Это был управляющий.
- Милорд, - проговорил тот негромко, но решительно, - позвольте мне поговорить с вами?
- Ну?
- Милорд, я видел, как мистер Джерард ушел. Конечно, не мое дело увещевать вас. Но, так как здесь нет никого, кто бы смог это сделать, я просто обязан взять это на себя. Вы не должны отпускать мальчика в подобном состоянии.
- Я чертовски рад тому, что он отсюда убрался! Не могу его больше видеть!
- Милорд, так дело не пойдет. Вспомните, ведь он ваш воспитанник! Я никогда раньше не видел у него такого выражения лица. Что вы такого сделали ему, что мистер Джерард стал весь белый как полотно?
- Что, по-твоему, я мог сделать этому бедному заморышу, которого способен скрутить одной левой рукой? - с яростью воскликнул Ротерхэм.
- Нет, вы употребили не силу, милорд, а язык.
- Да, в какой-то мере, - признался маркиз, мрачно улыбаясь.
- Милорд, что бы он ни делал...
- Да он ничего и не сделал. Я сомневаюсь, что он вообще способен на что-либо, кроме как вызывать у меня тошноту своей бравадой и напыщенной театральностью.
- Позвольте мне вернуть мистера Джерарда? - взмолился Уилтон. - Вы не должны так пугать его.
- Я просто не способен на это.
- Вы пугаете многих, милорд. Иногда мне кажется, что, когда вы хандрите, вам очень хочется пугать людей. Но я уверен - хотя и не знаю, почему, - что тех, кто вас боится, вы терпеть не можете.
Ротерхэм вскинул голову и с неохотой засмеялся:
- Да, верно...
- Еще не поздно. Позвольте мне вернуть мистера Джерарда?
- Нет! Согласен, не нужно было набрасываться на него, но я просто не мог не поддаться искушению. Это не повредит мальчишке, а, наоборот, пойдет ему только на пользу.
- Милорд!..
- Уилтон, я вас очень уважаю, однако не в вашей власти заставить меня передумать.
- Мне это известно, милорд. Это под силу лишь одному-единственному человеку.
В глазах Ротерхэма сверкнул гнев, но он промолчал. Управляющий внимательно посмотрел на него, потом повернулся и вышел из библиотеки.
Глава 18
Мистер Монксли приехал в Бат после наступления темноты. Джерард пребывал в боевом настроении. Когда он приказал извозчику поворачивать на дорогу к Бату, то сделал это в приступе бешеной ярости, но в то же время с затаенным страхом. Пережитые ощущения вызывали нервную дрожь в его худеньком теле. Да, разнос, учиненный ему лордом Ротерхэмом, привел Джерарда в бешенство, и теперь только гордость удерживала его от нервного срыва и не позволяла вырваться наружу ужасу, который скрывался под бравадой. Он был застенчивым и в то же время чрезмерно чувствительным юношей. Обладая острым и зачастую болезненным воображением, Джерард был способен убедить себя, что какой-нибудь человек - в сущности, не обращавший на мистера Монксли никакого внимания - осуждает его. Предчувствие события было для него более страшным, чем само событие. И мысль о том, что никто вокруг ни во что его не ставит, приводила Джерарда в ужас. Желание казаться значительным несчастливо соединялось в нем с недостаточной верой в свои силы, которую юноша изо всех сил пытался скрыть под самоуверенными манерами. И именно это качество вызывало у его опекуна наибольшее презрение.