Расценив совет старой дамы как приверженность старомодной точки зрения, я проигнорировала ее предупреждение. Однако, после того, как сама увидела, какая грязь и запущенность царили в кафе, мое отношение к ее словам изменилось. Недружелюбное лицо владельца, а также небритые лица его непричесанных гостей еще больше усилили неприятный эффект.
Я решила подождать с чаем до возвращения в замок. А пока нужно было найти Жака, чтобы он отвез меня назад.
Но, к сожалению, Жака нигде не было видно. Я поинтересовалась у пожилого человека в униформе на вокзале, где можно найти его, и он ответил, что если Жак в деревне, значит, его машина должна стоять где-нибудь на улице. Ну, а если такси нигде не видно, то бесполезно искать и его хозяина.
В достаточно унылом настроении я покидала вокзал, намереваясь пешком отправиться в обратный путь. И вдруг на одном из близлежащих кирпичных домов я увидела вывеску «Жанна Ожильви — портниха».
И тут мне на ум пришла одна идея. Мне все равно нужно было иметь хотя бы пару новых платьев. Так почему бы мне не посетить в связи с этим мадам Ожильви? Расценки наверняка в пределах моих возможностей, поскольку ее клиентура наверняка не относится к числу состоятельных людей.
Не долго раздумывая, я подошла к двери дома и покрутила ручку старомодного звонка.
13
Дверь мне открыла изящная и любезная старая дама. Кем бы она ни приходилась Полю, в его темных планах она наверняка не принимала никакого участия.
— Доброе утро, — поздоровалась я и представилась. — Я Леонора д'Эшогет. Увидев снаружи на вывеске вашу фамилию, я подумала, что вы, возможно, являетесь родственницей Поля Ожильви?
Она улыбнулась и сказала очень мягким голосом, почти полностью скрадывавшим едва заметный французский акцент:
— Ну да, конечно. Я — его мать.
Пожилая дама дружески предложила мне войти. Я оказалась в малюсеньком коридоре, который вел в обставленную со вкусом комнату с низким потолком.
Мебель производила впечатление очень старой и смотрелась весьма живописно. Наверное, то была обстановка, унаследованная от предков. В отличие от меблировки замка, здесь все казалось уместным и создавало впечатление уюта. Скорее всего, это объяснялось тем, что каждый предмет меблировки постоянно использовался. Комната выглядела живой, и это было то, чего мне так не хватало в замке.
— Мой сын многое рассказывал о вас, мадам Леонора. О вас и вашем сыне. Он у вас очень умный ребенок. — Она жестом предложила мне занять место на несколько потертой софе. — Поль пару раз обещал мне привезти вас, но каждый раз что-нибудь да мешало ему. Поэтому сейчас мне особенно приятно, что вы сами, по собственной инициативе, пришли ко мне.
Внезапно я почувствовала себя крайне неловко. Как мне теперь было объяснять ей, что меня в ее дом привели лишь поиски портнихи, но никак не желание познакомиться с нею...
— Простите, но я прочитала на вывеске, что вы портниха, — сказала я. — А мне срочно необходима пара новых платьев...
— Но мадам Леонора, — удивленно возразила она. — Я не шью для hautevolee[17].
— Ну а я, откровенно говоря, просто не могу себе позволить иного, — призналась я.
Она хотела что-то сказать, но промолчала. Наверняка ей было трудно понять, что у кого-то из д'Эшогетов могут быть подобные проблемы.
— Конечно же, я охотно сошью вам платье. Подождите, я принесу сейчас метр и пару выкроек, чтобы вы могли выбрать себе что-нибудь по вкусу.
Она исчезла в небольшом коридоре и отсутствовала так долго, что у меня уже стало тревожно на душе. Но затем старая дама вернулась с многочисленными извинениями.
— Я поставила воду. После вашей длительной прогулки вам нужно будет выпить чашечку горячего чая.
Уверена, что ни один кутюрье в Париже — тем боле при его известности — не обшивал бы меня с таким удовольствием, как это делала мадам Ожильви.
После того, как я выбрала себе фасон и мы согласовали материал и цвет, она принесла поднос с огромным чайником, чашками и тарелкой с великолепным печеньем.
Неожиданно для самой себя я вдруг выпалила:
— Иногда я испытываю такой смертельный страх...
Мадам Ожильви осторожно отставила в сторону свою чашку и сказал: