И когда я с сомнением посмотрела на нее, она заметила с каким-то странным выражением лица:
— Это он бросил бомбу на вокзале. Как вы считаете, мог бы он пойти на такой шаг, если бы не был убежден в правоте того дела, которому служит?
Теперь я действительно потеряла дар речи.
— Но... я почему-то... Я думала, что это был Поль.
— Поль! — вскричала она и вдруг истерически рассмеялась. — Да ваш Поль — пацифист! — Она подчеркнула своими интонациями, что считает пацифистов неполноценными людьми. — Это надо же, он отправился за Фарамоном в Монреаль, когда узнал от Жиля о его намерениях. А Жиль — просто болван! Вначале он был с нами. А потом, как и Поль, отошел от движения и начал плести против нас интриги. Поль собирался отговорить Фарамона от мысли бросать бомбу. Но, к сожалению, приехал на вокзал на пару минут позже, чем следовало.
Так вот, оказывается, где была зарыта собака. Тем человеком, кого пыталась всеми силами защитить вся семья, была Фарамон.
— Поль утверждает, что он с симпатией относится к нашим идеям, однако не одобряет наши методы борьбы, — продолжала исповедоваться передо мной Мари-Лизет. — Ну а вообще-то, он намного трусливее Фарамона.
И тут я внезапно увидела Поля тем, кем он и был на самом деле. Удивительно умным, разумно поступающим мужчиной. И если со мной суждено чему-нибудь случиться, то Майкл останется в хороших руках. Поль поймет, откуда исходит опасность. И будет руководствоваться этим в своих действиях. Точно так же, как и Брайан. Да и Жиль тоже. Как-то сразу стали понятны все хитросплетения непонятных мне прежде событий. Все они — все трое — делали все возможное для того, чтобы уберечь меня от возможного несчастья. Одновременно они и себя защищали таким образом от Лизет.
В результате в этой безысходной ситуации появлялось хоть что-то обнадеживающее и светлое, а именно — я могла быть уверенной, что с моим сыном ничего теперь не случится.
22
Мари-Лизет поднялась и засунула мне в рот в качестве кляпа шаль, поскольку кто-то постучал в дверь. Стук прозвучал как условный сигнал.
— Сожалею, но вам придется потерпеть, — сказала она, складывая и убирая шезлонг. — Фарамон еще ничего не знает. Я бы предпочла, чтобы он услыхал всю историю вначале от меня.
По ее тону я поняла, что она не совсем уверена, что все будет по ее. В течение нескольких мгновений во мне вновь пробуждалась надежда. Но очень скоро от нее опять ничего не осталось. Даже в том случае, если Фарамон и не захочет такой развязки, он не сможет спасти меня.
Из того угла, где меня положила Мари-Лизет, я не могла видеть большую часть сарая. Я слышала только легкое постукивание ее каблучков, когда она быстрым шагом пересекала огромное помещение. Затем послышался негромкий звук открываемой двери, а потом я услышала, как дверь закрывают. На сей раз ее не заперли. Да это и едва ли теперь требовалось, поскольку я не могла пошевелиться.
Затем я услышала нетерпеливый и яростный голос Фарамона, который спросил:
— Ну что у тебя стряслось? Что за спешка? Я же сказал, что пока нам лучше с тобой не встречаться. По крайней мере до тех пор, пока все произошедшее в последнее время немного не забудется.
— Вот уж не понимаю, с чего это нам так осторожничать! Никто не подозревает нас. Да и подозревать не станет.
— Не уверен. В конце концов далеко не все считают, что это Брайан убил Дениз. — Он замолчал, и я услышала несколько принужденный смех. — Вот бедняга! Он так долго безропотно сносил все! И вот теперь, когда судьба, кажется, улыбнулась ему, его подозревают в этом убийстве.
Мари-Лизет глубоко вздохнула. Даже я в своем отдаленном от входа углу услыхала этот вздох.
— Да, с убийством Дениз ты совершил оплошность. Я бы даже сказала — грубую ошибку. Но я намерена побеспокоиться о том, чтобы впредь не происходило ничего подобного.
— Это что — угроза? — насмешливо поинтересовался он. — Если да, то она достаточно бессмысленна. Ты замешана в этом деле не меньше меня, дорогая.
— Ты что, на самом деле полагаешь, что я намерена угрожать тебе, Фарамон? — спросила она; в ее голосе сквозила странная смесь горечи и муки. — Разве ты не понимаешь, что за чувства я испытываю к тебе, как переживаю?
В течение нескольких мгновений царила тишина.
— Да-да, я знаю, что ты чувствуешь. Именно поэтому я и подумал, что ты можешь угрожать мне.
— Но как же так? — с мольбой спросила она.
Он остался глух к скрытому упреку.
— Что же тогда должны означать все эти намеки? И что случилось такого ужасного, что тебе вдруг потребовалось срочно поговорить со мной? — настаивал Фарамон.