Когда Эмма вошла в спальню, ее так и подмывало сказать Барнаби, что у него вскоре появится невестка. Но ее муж явился только к полуночи, когда желание Эммы поделиться с ним своими наблюдениями исчезло. Она притворилась спящей. Пламя камина ярко мерцало, проникая сквозь полуприкрытые веки Эммы. Боясь разбудить жену, Барнаби бесшумно двигался по комнате. Теперь она хорошо знала его привычки. Он небрежно обращался с одеждой, бросая ее на стулья или даже на пол. Зато по-военному мог одеться и раздеться в считанные секунды. Когда он ложился в постель, Эмме казалось, что порыв ветра приподнимает одеяло, но только на миг, чтобы затем ей стало еще теплее.
Но на этот раз не было ни волшебного ощущения бриза, ни желанного тепла. Барнаби тихо лег на свою сторону кровати. Эмме показалось, что муж так и остался внизу в своем кабинете.
Рядом с ней возлежал мраморный прадедушка Корт, холодный, молчаливый, высокомерный, владеющий тайнами, которые так и останутся за семью печатями.
Дождь глухо стучал по длинным оконным стеклам, да в камине потрескивали догорающие поленья. Дважды прокричала сова — наверное, та самая редкая белая птица, о которой говорила миссис Фейтфул. Вскоре наступила мертвая тишина. Рассветет только к семи часам. Эмма опять вспомнила зловещий девиз, вышитый прабабушкой Корт: «Считай часы». Возможно, она имела в виду томительно длящееся время, которое прочла, лежа без сна рядом со своим холодным твердокаменным супругом.
Эмма чуть пошевелилась и по учащенному дыханию Барнаби поняла: он тоже не спит. Все существо ее заполонило страстное желание прижаться мужу: «Дорогой, я верю, что ты не убивал Жозефину. Но ты знаешь, как ее тело оказать в яме на пустыре?»
Однако эти слова так и не были произнесены. Молчание, воцарившееся между ними, казалось вечным…
Глава 14
Среди ночи Эмма приняла важное решение, начать собственное расследование, как бы ей это ни претило. Она не в силах жить, пряча, словно страус, голову в песок, убеждая себя, что ничего особенного не происходит, что «чудеса» в спальне кликуши гувернантки, несостоявшееся свидание со скрывающейся Сильвией, останки молодой женщины, найденные в поле, — не более чем миражи путника в пустыне. Завтра она поедет в Лондон и повидается с адвокатом Жозефины. Эмма знала его необычное имя — мистер Кантрил. Так назвал Барнаби адвоката вчера по телефону. Она просмотрела справочник и нашла адрес: А. М. Кантрил, Бедфорд-сквер.
Если мистер Кантрил не расскажет ей ничего, кроме истории об экспедиции в Южную Америку — столь невероятной для женщины, подобной Жозефине: изнеженной, привыкшей к роскоши и комфорту, — тогда она окажется бессильной. Но, по крайней мере, узнает, не скрывает ли от нее чего-либо существенного Барнаби, хотя — видит бог — ей противна роль Шерлока Холмса в юбке.
День начался скверно: Эмма проснулась головной болью и смутным ощущением, что ночью где-то жалобно скулил щенок. Барнаби давно куда-то ушел, а в дверь нетерпеливо стучали дети — ранние пташки.
От огня в камине осталась только горстка золы, в комнате было темно и по-зимнему холодно; дождевые капли, похожие на крупные жемчужины, скатывались по оконным стеклам.
— Эмма! Эмма, нам можно войти?
Она с грустью подумала, что дети, хотя и преодолели откровенную враждебность к мачехе, но только лишь потому, что из двух зол выбрали меньшее. Прежде чем она успела ответить, близнецы ворвались в спальню. Они еще были в пижамах. Взъерошенные волосы падали на лицо Мегги тонкими прядками, напоминая мышиные хвостики. Дина тоже была растрепана.
— Почему вы не одеты? — строго спросила Эмма.
— Потому что мы не можем найти мисс Пиннер, и не знаем, что нам одевать. — Отвечала, как обычно, Мегги. Ее черные глаза блестели от возбуждения. — Мы хотели сказать тебе об этом сто лет назад, но папа велел, чтобы мы тебя не будили.
Эмма была тронута заботливостью мужа: она любила Барнаби, и это сильное чувство делало ее беззащитной перед ним. Любящая жена особенно уязвима.
— Мисс Пиннер исчезла! — ликовала Дина.
— Не говори глупостей! — оборвала девочку Эмма. — Как могла она исчезнуть?
— Но это правда! И ее сумка тоже исчезла. Папа говорит, что она, должно быть, собрала вещи и уехала на раннем поезде. Он в ярости.
Эмма молниеносно вскочила с кровати, накинула пеньюар.
— Я не верю ни одному вашему слову, — заявила она.
— Но это правда, правда! — завопили девчонки. — Она оставила записку.
Эмма устремилась в комнату Луизы. Ее поразило, что там все было в полном порядке: кровать тщательно убрана, накрыта покрывалом с бахромой, столик опрятен и чист. Одним словом, она не обнаружила каких-либо следов спешки.
И все же в этом не было ничего экстраординарного. Луиза — скрупулезно-аккуратная, на немецкий манер, женщина. Выходя из любой комнаты, она всегда проверяла, все ли на своих местах. «Сделай так, чтобы каждому человеку было приятно сюда войти», — таков был ее девиз.
Ее комната выглядела именно так, как если бы отъезд Луизы не был столь неожиданным. Но ведь она не уехала средь бела дня, а сбежала тайком. По-видимому, ей пришлось красться по дому в темноте, чтобы не разбудить его обитателей. Наверное, в целях конспирации она шла до станции пешком. Трудно было поверить, что, затеяв побег, она не поленилась навести безукоризненный порядок в своей спальне.
Если Луиза вообще ложилась спать в эту ночь…
Эмма распахнула дверцу гардероба и увидела, что он пуст: находившаяся в нем немногочисленная безвкусная одежда Луизы исчезли. Эмма подошла к туалетному столику и выдвинула ящики. Они были тоже пусты. Сомнений оставалось — Луиза до мелочей продумала свой побег из Кортландса.
Но почему она так поступила? Почему? Вчера она находилась почти в состоянии эйфории, казалась на удивление счастливой; она преодолела тщеславное желание поделиться с семейством Кортов потрясающей новостью: несокрушимый Дадли попросил ее выйти за него замуж. Она просто не могла сбежать в преддверии такого и не снившегося ей чуда.
— Где мужчины? — спросила Эмма у радостных девочек.
— Внизу. Они просили тебя не беспокоить. Папа сказал, что не верит записке.
— Какой записке? — недоумевала Эмма.
— Той самой, которую оставила мисс Пиннер. Она адресована папе, но он ее нам не показал. Я думаю, там говорится о любви, поцелуях и прочих взрослых штучках.
— Мегги!
Нимало не смутившись, Мегги кружилась по комнате, пританцовывая и напевая:
Мисс Пиннер, худая и так, как скелет.
Опять опоздала на званый обед.
И обе девочки зашлись веселым хохотом. Эмма пыталась урезонить детей:
— Я думаю, что мисс Пиннер не убежала, а поехала в Лондон за своей собачкой. Возможно, дядя Дадли разрешил ей привезти Скромницу к Нам. Сейчас же одевайтесь, а я тем временем спущусь вниз и…
— Вы ошибаетесь, мадам, — донеслось до нее фырканье миссис Фейтфул, стоявшей в дверях. — Она сбежала. Как и другие ее предшественницы.
Старуха произнесла эти слова с особенным злорадством. В ее подслеповатых глазах светилась ненависть:
— Луиза еще легко отделалась! Эта тихоня замышляла недоброе. В чем вы, смею заметить, очень скоро убедитесь. Она была прирожденной интриганкой. Как и другая беглянка, белокурая кривляка. Я бы не стала беспокоиться за судьбу Луизы. Сбежала, и слава богу.
Миссис Фейтфул, заполнившая дом своим громким скрипучим голосом, не скрывала радости. Никто бы не удивился, если бы вдруг обнаружилось, что эта кортландская «ведьма» виновна в исчезновении Луизы, действуя на ее психику своими заклинаниями и ворожбой.
Но Эмме было не до миссис Фейтфул и ее предсказаний. Она поспешила вниз, чтобы увидеться с Барнаби.