– Она знает?
– Нет. Она просто пошутила, что малышка – копия королевы Имоджин.
– Но она…
– Она видела портрет. Одного раза оказалось достаточно. И вот тут я понял. Если бы дети были от Питера – уж простите, ваше величество, девочка была бы вашей копией, возможно. Но ее величество Имоджин? Невероятно…
Эдоард опустил глаза на сложенные руки. На то самое кольцо.
– Но почему…
– Я удивился, когда они решились допустить к девочке докторусов, – вздохнул Ганц. – Но, видимо, тут сработало нечто другое. Тахир – ханган. Ему все наши интриги до лошадиного копыта, уедет – и забудет. Лилиан же… Ее супруг создал ей соответствующую репутацию. Она – дура и корова, так, ваше величество?
Эдоард сдвинул брови, но Ганца этим было уже не запугать.
Карты на стол. Пан – или пропал. Второе вероятнее, но карте место!
– В кои-то веки это сыграло нам на руку. От Лилиан не ждали ни подвоха, ни понимания, а Имоджин и девочка – они просто идентичны. И вот тут мне пришла в голову мысль. Я подозревал, что Ивельены решили претендовать на престол… если Амалия ваша дочь, плюс их кровное родство с королевской династией… но когда Лилиан рассказала про малышку… Светленькую, сероглазую – ни в мать ни в отца. Ребенок с такой внешностью мог родиться в браке с кем-то светловолосым.
Эдоард выпрямился в кресле.
– Браке?
– Да. Подозреваю, что Амалия и Эдмон, хотя и не были женаты официально, но… когда ее сговорили за Ивельена?
– Он сам посватался. И настаивал на свадьбе. Амалия тоже была не против…
– А Эдмон был в отъезде. Верно?
Эдоард задумался, что-то подсчитывая.
– Примерно за месяц до свадьбы я отослал его на границу. Он нахамил Джесси…
– Надо полагать, события развивались так. После отъезда любимого Амалия понимает, что беременна. Начинает в ужасе метаться – и на дороге у нее встает третий. Питер Ивельен, который с детства любил и нежно обожал Амалию. Парень обрадовался возможности получить ее хотя бы так.
– Это как?
– Она стала его женой. Формально, не фактически. Потому что они с Эдмоном уже были обвенчаны. Не знаю, в курсе ли был Лоран Ивельен тогда. Может быть, молодежь просто устроила скандал.
– Он был не слишком доволен на свадьбе.
– А после свадьбы молодые уехали в поместье?
– Да.
– Там проще скрыть срок родов. Полагаю, поэтому Джес-младший и родился, в отличие от самой Амалии, доношенным.
– Полагаете…
Эдоард выглядел так, словно ему не полтинник, а все двести. Смотреть было страшно. Только вот и молчать Ганц не мог. Клялся ведь в верности…
– Уверен. Возвращается Эдмон, но скандал не разражается. Вы хотели тогда его женить, так что ему пришлось молчать.
– Я хотел заключить его помолвку, но он старался отказаться, выскользнуть из пальцев…
– Еще бы. У него уже были жена и ребенок, а там и второй на подходе, и третий – куда уж ему невесты?
– Страшно поверить.
– Более чем. А теперь подумайте. Могло известие о том, что у него вообще-то другой зять, Эдмон, что у Амалии трое детей от него, они любят друг друга и это будет обнародовано, ошеломить Джайса?
Эдоард медленно наклонил голову.
– Могло. И тогда яд… я могу его понять…
– Я тоже. Увы… Джайс принимает страшное решение второпях. Эдмон старается наладить отношения с тестем, он знает, что это важно для Амалии, он предлагает мир. А Джайс в ужасе. Кровосмешение. Хотя и невольное, но… и они собираются это продолжать. Как их остановить? Поговорить? Рассказать? А если не поверят? Я бы вот точно не поверил. Какие тут предъявишь доказательства?
– Я бы сказал…
– А Эдмон поверил бы? Или посчитал бы, что вы просто хотите разлучить его с любимой?
Эдоард задумался.
– Возможно, и так.
– У Джайса считаные секунды на принятие решения. И он выбирает самое простое. Нет человека – нет проблемы. Эдмон не ждет подвоха и спокойно выпивает яд из рук тестя. Но и сам Джайс… то ли он отравил оба бокала из верности, то ли решил, что смерть смоет его позор. Не знаю…
– Второе.
– Вам виднее. Я-то чуть голову не сломал, когда размышлял об этом. Все не складывалось. Все было не так, не тогда… Люди просто так со скалы не прыгают. А тут прыгали все. И со скалы, и на скалу… я никак не мог понять про королевскую кровь. Казалось бы, ну есть она в Ивельенах по какой-то там пратетке.
– По двум линиям.
– Хоть и по трем. Этого мало, чтобы претендовать на престол. Амалия – бастард. В случае обнародования ей же будет хуже, но королевой ее не примут.
– И не приняли бы.
– Вот! Но Ивельены развернули такую сеть… надо полагать, что у них-то есть все доказательства…
Эдоард вздохнул:
– Зачем ты мне все это рассказал сейчас?
– Не из стремления раскрывать чужие тайны, клянусь жизнью. Да ею и придется клясться. Честно, если бы не было заговора – я бы промолчал. И никогда даже знака не подал, что знаю. Но… убьют сначала меня, а потом вас. А я хочу жить.
– Кто ж не хочет.
Эдоард знал.
Питер Ивельен был товарищем Эдмона. Амалию и Джеса часто приглашали во дворец, когда они подросли. Но Алисия действительно детей не воспитывала. Этим занимался Джайс, ну и Джесси когда-то. До того как стала королевой.
Ругаться было бессмысленно. Оставалось только ругать себя. Просмотрел. Проворонил.
– Иди, Ганц.
– Ваше величество… позвать кого-нибудь?
– Моего камердинера.
– Слушаюсь…
Ганц опрометью помчался за слугой.
Камердинер у Эдоарда был один. Зато старый и доверенный. Прислуживавший ему еще с детства. И к королю он относился… своеобразно. Как старый дядюшка к молодому и бестолковому племяннику. А что? Когда каждый день власть без штанов видишь – как-то всерьез ее воспринимать не получается.
Эдоард тем временем уселся за стол. Потер лоб.
М-да. Вести… И что теперь делать? Казнить своего представителя?
В принципе – можно. Чтобы все наружу не выплыло. Но ведь оно и так… даже если он казнит Ганца… это не та тайна, которую можно утопить навсегда. Уже нельзя.
– Ваше величество?
Камердинер. И лэйр Ганц.
– Лэйр, я отдал приказ. Приступайте.
Ганц поклонился – и исчез за дверью. Эдоард потер болевшую последнее время грудь и кивнул камердинеру.
– Помоги раздеться, Джон…
– Слушаюсь, ваше величество.
Эдоард собирался лечь отдохнуть. Уснуть точно не удастся, хотя…
– И вина мне согрей. С медом и пряностями.
– Сейчас, ваше величество… Никого не позвать?
Вот уж видеть свою официальную фаворитку Эдоарду не хотелось.
– Нет.
– Оно и правильно. Говорят, баронесса-то перья распустила, перед графьями да герцогами клюв дерет.
– Клюв – у курицы. – Эдоард усмехнулся. Старику он позволял многое.
– Так ить курица она и есть. – Камердинер расшнуровал завязки и помог королю снять нижнюю рубашку. – И преглупая. Вот так, ваше величество, давайте я сапоги сниму…
Эдоард подчинялся ласковым рукам слуги. Слушал уютное ворчание и потихоньку успокаивался. А стоило прилечь – и боль чуть отпустила.
Да, уснуть не удастся. Но хотя бы полежать, чтобы не так болело…
Как ни спешил лэйр Ганц, но заглянуть к Алисии Иртон он время нашел.
Женщины вели неспешную беседу.
– …поехать на верфи, – говорила Лиля, когда Ганц вошел в комнату. – Почему нет? Папа будет рад.
– Ваше сиятельство?
– Лэйр Ганц! – Лиля почти взлетела с дивана, схватила друга за руки. – Все в порядке?
– Я сейчас еду к Ивельенам. Ваше сиятельство, пообещайте мне дождаться меня здесь.
– Хорошо.
Серьезный взгляд, глаза в глаза.
«Обошлось?»
«Пока не знаю. Но лучше промолчать…»
«Я промолчу. Алисия?»
«Расскажите часть правды».
Они молчат. Но иногда слова не требуются. Между ними словно протягивается тоненькая ниточка понимания. Кому-то понадобятся годы, чтобы достичь подобного, но не им. Они думают об одном и том же, чувствуют одинаково, сейчас они – почти одно целое.