Выбрать главу

Она проглотила таблетку, прежде чем пойти в ванную, потому что на этикетке было написано: «принимать за час до сна». Но, погрузившись в теплую воду, Эмма так и не почувствовала облегчения, вспомнив, что дети распевали навязчивую фразу «Я слишком сильно вас люблю и потому вас покидаю» вечером того дня, когда они затеяли игру с переодеванием и спустились вниз в нарядах, шокировавших взрослых.

Очевидно, разгадка таилась в маскараде, уеденном баловницами. Роясь в сундуках со старой одеждой, дети, возможно, нашли на чердаке среди прочей рухляди письмо, полученное много лет назад. Скорее всего, его мелодраматический стиль так подействовал на Луизу, которая тоже была с близнецами, что она, сознательно или невольно, воспроизвела содержание послания в своей прощальной записке.

Как бы то ни было, письмо должно находиться там, куда свалены подернутые тленом наряды былых времен. Наверняка в каком-нибудь кармане старинного платья лежит пожелтевший листок, повествующий о романтической истории, приключившейся в этом родовом поместье с прабабушкой Корт. Или с какой-нибудь другой молодой женщиной, которая жила здесь и влюбилась в одного из мраморных джентльменов, стоящих теперь в холле. Может быть, у прадедушки Корта, обладателя высокомерного носа, была тайная любовь? Или в адюльтере скорее можно заподозрить дедушку Корта, или даже отца мальчиков?

Эмме не терпелось начать расследование. Она торопливо вытерлась, натянула теплое домашнее платье, выбралась из ванной и стала тихо подниматься на чердак. Она предусмотрительно взяла с собой спички, чтобы зажечь свечи. Когда она отыскала на подоконнике свечи и зажгла их, чердак ожил, озаряемый розоватым мерцающим светом.

Вот сундуки, заполненные нарядами прошлого века, вот маленькая деревянная колыбель. Одежда, сложенная в ней, выглядела более современной, и Эмма решила начать осмотр с содержимого колыбели.

Но когда Эмма приподняла деревянную крышку, она ахнула: колыбель оказалась пустой.

Должно быть, дети переложили всю одежду в сундуки. Перетряхивание уймы старых вещей займет немало времени. Не успев приняться за дело, Эмма услышала чьи-то тяжелые шаги на лестнице, ведущей на чердак. Она вспомнила, как внезапно погасли свечи во время первого посещения чердака, и ее сердце сжалось от страха. Но в приближающихся шагах, как оказалось, не было ничего таинственного. Когда они замолкли, в дверях стоял Дадли.

— Мне показалось, что здесь, наверху, раздался какой-то шум. Что ты тут делаешь?

Эмму охватил нервный смех.

— Как ты меня напугал! Меня пронял холодный пот от ужаса в этой полутьме.

— Но что ты тут делаешь? — настойчиво спрашивал Дадли. Он оказался огромным в своей толстой клетчатой пижаме и заполнил собой весь дверной проем, будто намеренно мешая Эмме убежать от бдительного родственника. Она снова судорожно засмеялась:

— Я уже поняла, что дело, ради которого я сюда пришла, потребует слишком много времени. Поднимусь сюда завтра. В любом случае кто-то должен рассортировать эту старую ветошь и хотя бы избавиться от ненужного хлама. Кое-что подойдет для распродажи на благотворительном базаре. Но большую часть старья, по-видимому, придется сжечь.

— Ты, как всегда, права. Сделать это надлежало уже давно. Но, Эмма, моя дорогая, никто не сортирует вещи среди ночи.

— По правде говоря, я искала письмо или клочок бумаги, на котором дети могли прочесть одну любопытную фразу. Мне показалось странным, что Луиза в своем послании Барнаби использовала почти те же самые слова, которые распевали девочки дня два назад. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Сознание Эммы постепенно затуманивалось, снотворное, которое она приняла, уже начало оказывать свое действие и комната медленно поплыла перед ее глазами; особенно поразило Эмму появление огромной тени Дадли, движущейся по потолку: казалось, бесплотный великан готовится к прыжку.

— Я тебя совсем не понимаю, — донесся до нее негромкий, но ясный голос Дадли. — Отрывочная фраза, письмо, загадочные слова, которые распевали девочки?..

— Старое письмо. Возможно, какая-то юная женщина написала его твоему прадедушке. Это звучит фантастично? — Эмме хотелось узнать мнение Дадли.

— Крайне фантастично, — не колеблясь ответил Дадли. Он посерьезнел, но не утратил присущей ему мягкости в обращении. — Эмма, дорогая, мне кажется, у тебя расшатались нервы. Да это и неудивительно после пережитого всеми нами стресса. Ты должна перенести на утро свой мифические поиски. Позволь мне помочь тебе спуститься по лестнице.

Тускло освещенный заброшенный чердак с пляшущими по стенам и потолку тенями был только фрагментом кошмара, мучившего Эмму, как страшный бесконечный сон. Она протерла глаза и подумала, что, если бы не ускользающая от ее все еще затуманенного сознания важная деталь, ключ к разгадке старого письма и душещипательного опуса Луизы был бы у нее в руках. Но сейчас все ее усилия бесполезны. Она слишком устала.

— Да, пойдем, — ответила она Дадли. Казалось, ее голос доносился откуда-то издалека. — Как хорошо, что ты нашел меня здесь. Иначе я заснула бы на старом тряпье. Кому принадлежала эта одежда, Дадли?

Он твердой рукой взял ее под локоть и повел вниз.

— Алый бархат… тюрбан… — бормотала она заплетающимся языком.

Они были уже на втором этаже, осталось несколько шагов по коридору до ее спальни. Яркий свет слепил Эмму. Она снова приложила руку к глазам, перед которыми все еще мерцал алый бархат.

— Кому все-таки принадлежали эти наряды? — настаивала она.

Дадли что-то ответил, но, наверное, она неправильно его поняла. Ей послышалось, что он сказал: «Шлюхе». Разумеется, он не мог выразиться так грубо — это не в его, как правило, учтивой манере.

Барнаби еще не ложился. Перед Эммой пробралась широкая и пустая кровать. Обессиленная женщина сделала последнюю отчаянную попытку стряхнуть с себя обволакивающий сон. Она поступила неосмотрительно, приняв снотворное, поскольку крепко спать в этом доме небезопасно. Но почему? Мысли Эммы путались; она залезла под одеяло, положила голову на подушку и заснула.

Утром ей не удалось осуществить свой план — разыскать на чердаке письмо и разгадать его тайну, — поскольку пришла телеграмма от Сильвии.

Глава 16

Телеграмму принесла миссис Фейтфул. Она сказала, что ее доставил мальчик; она решила, что дело срочное, и тут же поднялась с ней наверх. Эмма не сразу заметила, что старуха задержалась на пороге, пока она вскрывала конверт и читала отпечатанное послание:

«Извините не смогла прийти на свидание тчк На том же месте в одиннадцать утра сегодня тчк Срочно тчк Никому не говорите тчк Сильвия»

У Эммы перехватило дыхание, но она заметила, что миссис Фейтфул пристально наблюдает за ней, словно пытаясь что-то разглядеть своими подслеповатыми глазами.

— Мне необходимо уйти, — обратилась к ней Эмма. — Я отлучусь на два или три часа. Не присмотрите ли вы с Ангелиной за детьми, пока я не вернусь?

Эмма не стала дожидаться ответа служанки, не до церемоний. Теперь она отдавала приказы, нравилось это напыщенной старухе или нет.

— Вы действительно должны?

— Да, это очень важно. Пожалуйста, пришлите сюда детей.

Только после ухода миссис Фейтфул Эмма поняла, что явное недовольство экономки было вызвано не предстоящим наблюдением за шаловливыми и строптивыми детьми; суть ее поведения заключалась в другом: миссис Фейтфул чего-то испугалась.

Интуиция подсказывала Эмме, что хитрая бестия пыталась утаить страх и дурные предчувствия.

Но теперь не время разбираться в потаенных чувствах домашнего аргуса. Если она намерена успеть добраться до Кентерберийского собора к одиннадцати часам, ей нужно сесть на десятичасовой автобус, а сейчас уже почти половина десятого. Она не должна опаздывать на свидание. Это для нее жизненно важно: ведь Сильвия могла пролить свет не только на тайну исчезновения Луизы — не говоря о бледнолицем незнакомце в окне, дохлых мышах и найденном в поле скелете — но и на загадку длительного путешествия Жозефины.