― Как думаешь, что будет, если мы что-то не так вобьем? ― прервал я двухчасовую тишину, нарушаемую лишь звуком нажимаемых клавиш.
― Тебе не пофиг? ― Эйша зевнула, откидываясь на спинку кресла. ― Хотят Нобелевских премий ― пусть сами все делают, а не при помощи рабов.
― Они хотят не премий, а выступить на конференции, ― ответил я.
― А на конференциях их все равно никто слушать не будет, ― отрезала Эйша, нажала на иконку «сохранить» и выключила компьютер. ― Все. Я пас. Остальное завтра.
Не, ну если будущее светило науки такое сказало, то я спорить не буду.
Домой я не спешил. Времени было еще полно, так что можно было прогуляться. Эйша неожиданно составила мне компанию в прогулке по набережной и последующем заходом в любимый студенческий бар «Месье». Заведеньице было обшарпанным, прокуренным и с очень средним пойлом. Но они смотрели сквозь пальцы, если кто-то приносил с собой бутылку или пять чего-то, прикупленного в ближайшем алкомаркете. Разумеется, если при этом что-то покупалось и в баре. В общем, вечерами «Месье» собирал аншлаги из студентов.
В баре встретились еще несколько знакомых, компания разрослась до пятерых человек, которые неожиданно вспомнили, что сегодня Всемирный день блондинок, и надо выпить за здоровье Эйши. Она хоть и крашеная, но зато дала нам повод. Заодно отметили четверг, который почти пятница, и на всякий случай выпили за успех контрольной в понедельник, чтобы не спугнуть Фортуну, которая не узнает нас трезвыми, если придет.
Домой я шел хорошо навеселе. Именно в том состоянии, когда ты еще соображаешь, но уже не очень хочешь это делать. Если бы мне сейчас нужно было сыграть мальчика из приличной семьи, который алкоголь видел только по телевизору, самоконтроля мне бы хватило, но с большим удовольствием я бы сейчас спел в караоке.
― Либо прекращайте заниматься непотребствами, либо приглашайте меня третьим! ― сообщил я с порога, громко хлопнув дверью.
Дав пару минут на то, чтобы ребята в спешке оделись и приняли позу «мы тут альбом рассматривали с детскими фотографиями», я прошел в комнату. Не спеша, на самом деле. Зачем смущать лишний раз?
Но в комнате был только Мариус. Он лежал без рубашки, скорчившись в позе эмбриона на диване. Я даже в своем состоянии разглядел взмокшие и прилипшие ко лбу темные волосы и бледное лицо, на котором губы казались кровавыми.
― Мар! ― я бросился к нему, схватил за ледяное плечо. ― Мариус!
Тот застонал и слабо начал отбиваться.
― Любви… ― пробормотал он.
― Что? ― я затряс его сильнее, заставляя принять сидячее положение.
Мариус открыл карие глаза. Из-за бледности лица они тоже казались слишком яркими и слишком влажными. Он прерывисто задышал, хватая меня за руки и прижимая их к своим горячим губам.
― Любви, ― повторил он. ― Пожалуйста. Одну капельку. Всего одну, ― он дышал так, словно только что пробежал кросс.
― Мариус! ― я прижал его спиной к дивану. ― Ты в порядке.
― Нет! ― взвыл Мариус, вырываясь и отталкивая меня. ― Нет! Я не в порядке! Я же сказал! ― заорал он, в сердцах переворачивая стул, на котором висело несколько рубашек. ― Одну капельку… ― прошептал он, падая на колени и обхватывая меня руками. ― Всего одну. Пожалуйста, ― он хрипел, по его лицу текли слезы.
Я похолодел, пытаясь поднять его. Алкоголь абсолютно выветрился из головы.
― Мариус, ― я почему-то шептал. ― Мариус, встань, пожалуйста. Я сейчас достану еще. Потерпи только. Хорошо? Пожалуйста.
Мариус только кивал и шептал что-то нечленораздельное. По лицу у него стекали крупные как горошины слезы. А у меня все запечатлелось отдельными вспышками.
Вот лицо Мариуса. Оно бледное, под глазами у него темные круги, красные губы лихорадочно дрожат.
Вот я накидываю старую куртку, которую ношу еще со школы и накидываю на шею шарф.
Вот я несусь на улицу, перепрыгивая через три ступеньки и едва не влетаю носом в стену, на которой облупилась краска. В последний момент затормозил рукой. Теперь на ней ссадина.
Вот я несусь по тротуарам, перебегая дорогу на любой свет, и чудом не попадая под колеса машины. В след мне что-то кричат, а я бегу дальше. Мимо мелькают вывески магазинов, люди, спешащие по своим делам. Я едва не врезаюсь в пожилую женщину.
Вот нужная арка, в которую я ныряю и уже видна знакомая вывеска. В лавку я влетаю с такой скоростью, что не успеваю затормозить и напарываюсь на прилавок. Старик за ним отшатывается.
― Молодой человек, я вызову полицию, ― предупреждает он.
И я неожиданно начинаю рыдать. Слезы просто текут по моему лицу, я не могу их сдерживать, ноги подкашиваются, и я опускаюсь на пол прямо на том месте, на котором стоял.
Не знаю, сколько времени прошло, но я сидел на диване в какой-то каморке, мое лицо до сих пор было мокрым от слез, а в руках я сжимал чашку с чем-то теплым.
― Чай? ― спросил я, делая глоток.
― Да, ― кивнул старик, внимательно смотря на меня. ― И капелька Безразличия.
Я поднял на него глаза.
― Пей, ― коротко приказал старик. ― И рассказывай.
Я начал сбивчиво объяснять произошедшее. Старик все это время смотрел на меня своими бездонными глазами. А потом сказал одно лишь слово:
― Идиот.
Он не злился. В его голосе вообще не было эмоций. Он просто констатировал факт, с которым я был согласен.
― Что делать? ― я даже сам услышал, что голос прозвучал жалобно.
Старик пожал плечами.
― Чем заменять будем? ― спросил он. ― Безразличием? Ненавистью? Советую Безразличием, оно дороже, но безопаснее.
Я поднял на него глаза.
― Сделайте что-нибудь, ― тихо попросил я.
Старик хмыкнул, поднимаясь с дивана. Я смотрел, как он выбирает пузырьки и порошки на полках. Наконец, он остановился на сером флаконе и двух коробочках. Он открыл бутылку газированной воды, отлил половину, а в оставшееся добавил пять капель из флакончика. Вода окрасилась в серый цвет. После этого старик взял мерную ложку, наполнил ее наполовину белым порошком из одной коробочки и опрокинул в воду. Порошка бурого цвета из второй коробки он добавил немного больше, а потом с силой потряс бутылку. Жидкость постепенно становилась практически прозрачной, лишь с незначительным сизым отливом.
― Поехали, ― кивнул он мне, первым выходя из каморки.
Я хотел вызвать такси, пока продавец закрывает лавку на замок, но он резво для хромого успел сесть за руль мотоцикла и похлопал по заднему сиденью, приглашая присоединиться. Я послушался, но чувствовал себя неловко.
― Куда? ― поинтересовался старик, надевая отвратительно яркий синий шлем.
Я назвал адрес. Мне он защиту не предложил.
Домчались мы за пять минут, за которые я трижды успел похоронить себя, и один раз выскочившего на дорогу рыжего кота. Но все выжили.
Лифт очень долго ехал. Еще бесконечно долго закрывались двери. На нужный этаж мы поднимались вечность и еще столько же ждали пока откроется дверь.
Расстояние до квартиры я преодолел за секунду, а старик шел, прихрамывая, и слишком медленно.