– Ты! Стоять на месте!
Новый голос звучал важно и повелительно. Грейсон не стал оборачиваться, прекрасно зная, что многие заметили, как он отходит от тела лежащего солдата. Он устремился к углу дома, держась края пустынной аллеи и прячась за стоявшими вдоль нее мусорными баками. Аллея под небольшим уклоном вела к следующей улице, параллельно той, где произошла стычка. Здесь царил холодный, промозглый полумрак.
– Стой! Стой! – доносились слабые крики сзади. Аллея закончилась, упершись в солнечную, запруженную пешеходами, улицу. Теперь свернуть туда, и... Перед ним, загораживая свет, мелькнули тени. Одна из них пригнулась к земле, в то время как другая уперла холодное дуло пистолета Грейсону в грудь.
– Стоять и не двигаться, деревенщина!
XV
Резко повернувшись, Грейсон перепрыгнул через бачок с мусором и рванулся прямо на марикского солдата. Что-то прожужжало; ногу Грейсона словно ожгло огнем.
– Осторожно! – завопил стоявший человек, и Грейсон клубком перекатился по бетонному тротуару.
Он вскочил и нанес кричавшему мужчине, прямой удар в челюсть, вложив в него всю свою силу и массу. Тот отлетел прочь, сшибая по дороге мусорные баки. Из его кармана выпал, разбившись вдребезги, пластиковый радиопередатчик. Грейсон развернулся и побежал; но левая нога практически не слушалась его. С другого конца аллеи долетали крики воинов Дома Марика. Грейсон увидел, что по меньшей мере двое из них валялись на земле, напоровшись на тот самый заряд, который чуть не прикончил его в прыжке. С трудом заставляя себя двигаться, он торопливо ковылял вниз по улице, спеша оказаться среди толпы. Грейсон понимал, что он вовсе не окажется в безопасности. Хотя его окружали рабочие и фермеры, одетые так же, как и он сам, но беглеца выдавала хромота, а еще больше – дикий взгляд загнанного зверя. Карлайл собирался найти укромное место, чтобы там дождаться окончания последствий звукового удара. Не переходя улицы, Грейсон вышел на широкую забетонированную площадь. Вдали виднелся неогороженный парк. Несмотря на то что он находился неподалеку от центра Хельмдауна, парк вполне мог стать временным убежищем. Там тоже гуляли люди, но в гораздо меньшем количестве, чем на улицах. Они медленно, кучками прохаживались по дорожкам или просто лежали на серовато-зеленой траве под густыми соснами, разговаривали, читали, даже целовались. На выступах низкой, украшенной скульптурами стене поодиночке и компаниями тоже сидели горожане, отдыхая в прохладной тени возвышавшихся зданий.
Усевшись рядом с ними, Грейсон почувствовал, что наконец-то не слишком выделяется из общей массы. Если не считать волочащейся ноги, в которую будто воткнули тысячу булавок. Он прислонился к стене, притворяясь, что изучает скульптуры. Грейсон слабо разбирался в классической скульптуре, хотя и слышал когда-то краем уха о неореализме. Фигуры изображали либо голых женщин, либо умирающих воинов; к тому же их когда-то пытались раскрасить «в духе реализма». Наверное, это произошло в те дни, когда парк впервые был открыт – задолго до термоядерной смерти Фрипорта. Теперь краски почти везде поблекли; скульптуры покрылись пятнами, потеками, мхом и сорной травой. Тенистые деревья, некогда окружавшие парк, давно уже были срублены, и статуи, одиноко возвышавшиеся у голой стены, до половины заросли сорняками.
Выскочившие из той же аллеи, что и Грейсон, двое солдат торопливо пересекли бетонную площадь. Он сделал вид, что не обращает на них внимания, как бы всецело поглощенный созерцанием статуи, но краешком глаза продолжал наблюдать за преследователями. Они вряд ли смогут узнать его, ведь ни один из солдат не успел толком разглядеть Грейсона на бегу. Впрочем, человек с рацией, той самой, что разбилась (и, возможно, тот, кто тогда пригнулся), внимательно посмотрел ему в глаза. У Грейсона было достаточно запоминающееся лицо, и кто-то из тех двоих определенно его узнал бы.
Появившиеся в парке солдаты, одетые в пурпурные бронированные панцирные жилеты и боевые шлемы с затемненными стеклами вместо фетровых беретов, нервно сжимали в руках винтовки. Они нерешительно вошли в парк, вертя головами в разные стороны. Солнце блестело на их шлемах. Несколько раз они взглянули на Грейсона, но тот принял невозмутимо . расслабленную позу. Через некоторое время один из бойцов взял другого за руку и указал на здания по ту сторону парка. Затем оба рысцой принялись продираться сквозь густые заросли сорняков, лавируя между неподвижными нимфами и статуями умирающих воинов, направляясь туда, где, как им казалось, скрылся беглец.
Грейсон не сдвинулся с места, продолжая наблюдать за обстановкой. Он не знал, что замышляют его преследователи, но выбора у него не было. Прошло две-три минуты, и появились еще двое вооруженных солдат в шлемах. Они неторопливо двинулись в ту же сторону, что и предыдущие воины. Грейсон не сумел бы сказать точно, работали они совместно или нет; но он не мог сбрасывать со счетов подобную вероятность.
Он решил еще повременить.
К парапету подошел мужчина и уселся в пяти метрах от Грейсона. Это был старик в рабочей рубахе и башмаках. Грубой, узловатой рукой он опирался на палку с набалдашником. Несмотря на лысину и белоснежную бороду, глаза старика сохранили ясность и замечательную синеву. Когда Грейсон посмотрел на него, его взгляд встретился с внимательным и умным взором. Грейсон не видел никогда этого человека, но заметил, что глаза старика, кажется, зажглись дружелюбием. Или просто любопытством?
Старик глянул вслед ушедшим солдатам, затем вновь повернулся к Грейсону и пожал плечами, как бы говоря: «Что за странные дела!»
Повинуясь внезапному порыву, Грейсон решил пойти на риск. Он поднялся, бодро ступив на левую ногу, радостно отмечая при этом, что покалывание и онемение уходят. Приблизившись к старику, он сел рядом и произнес:
– Утро доброе!
– И тебе того же, парень. – Голос человека оказался чистым и сильным.
– Я приезжий, – сказал Грейсон. – Что тут за солдаты?
– Эти-то? Говорят, какая-то буча из-за нового землевладельца. Они появились с неделю назад и захватили город. Я слышал, что поместье в Дюран-дели и вовсе сравняли с землей.
– Да... я тоже слышал. Но почему?
– Убей меня Бог, если я знаю. Сам-то я в политику не лезу. Если землевладелец не затевает заварушек и не перебарщивает с налогами, я и рад. – Он прищурил глаза.
– А разве те ребята не тебя, сынок, искали?
– Вот уж понятия не имею. А с чего вы это взяли?
– Ох, не знаю. Ты пришел сюда, хромой... словно тебя подстрелили из жужжалки. Потом сел и уставился на эти жуткие каменюки... пока мимо пробегали лучшие бойцы Верховного Правителя. Не знаю. Просто догадка. Или дурацкое предположение.
Грейсон решил сменить тему.
– А что тут за шум с бумагами, регистрацией?
– Да ты и впрямь новичок. Здесь ввели новые порядки. Теперь все должны иметь на руках документы – такие, как этот.
Старик полез за пазуху, нащупал внутренний карман и, вытащив плоский бумажник, извлек из него сложенную вчетверо бумажку, на которой было что-то напечатано.
– Вот и все. Всего одна бумажка... а не бумаги. Имя... дата рождения... мать... отец... род занятий... обычная бюрократическая возня. У тебя ведь нет таких?
– Первый раз вижу.
– Понятно, почему тобой заинтересовались эти солдаты... Ох, забыл, они же гнались вроде как не за тобой?
Грейсон потер свою ногу. Онемение и колотье почти прошли.
– Ну, мне пора идти.
Старик проницательно взглянул на него.
– Тебе лучше уйти, э? И куда же?
Грейсон улыбнулся. Он представил себе, как разъясняет пожилому человеку, что отправляется на поиски шпиона, засланного Федеративным Содружеством.
– Так, нужно одного приятеля повидать... Дела...
– Ага, дела. Что ж, если дела в этом городе у тебя пойдут, свистни мне. – Его глаза улыбались. – Ну, а если не пойдут, можешь все равно прийти ко мне. Можить, я помогу.
У Грейсона возникло странное ощущение, что старик смеется над ним. Его слова не имели смысла; вероятно, просто бормотание старого, начинающего заговариваться человека. Кивнув собеседнику, он встал.