Капрал Дженис Тейлор до боли сжала кулаки. Ее поразила ужасная мысль: «Хороший Легион – мертвый Легион».
Грейсон Карлайл Смертоносный бродил по лагерю. Он видел, как кучки людей собираются то там, то тут и с видом заговорщиков что-то горячо обсуждают. Не было слышно обычных для солдатских компаний шуточек, как бывало после любой тяжелой битвы. Но сейчас творилось нечто из ряда вон выходящее. На сей раз опасность угрожала всему Легиону, а не отдельным его бойцам. Многие, завидев Грейсона, резко обрывали разговоры, но он успевал услышать достаточно – все боялись, что Легион распустят. Некоторые из них считали, что Легион следует распустить, и в этом усматривали какой-то выход из создавшегося положения.
«Возможно, они правы», – думал он.
Из Грейсона всегда растили солдата, воина, и он умел сражаться. Лицом к лицу с врагом. Но как сражаться с лживыми наветами? Аткинс сказал, что новости о них прошли по всем местным каналам массовой информации. Ту же самую информацию наверняка уже получили тысячи других планет. Даже если Легиону удастся выбраться с Хельма– а сейчас Грейсон не знал, как это сделать, – разве найдут они работодателей? Ложь закроет перед ними все двери; на легионерах вечно будет стоять клеймо изгоев.
Ну, а если Легион расформировать? Что с того? Десяток людей сможет выбраться с планеты, но остальные заперты здесь навеки. Хельм – неплохое место. Здесь, правда, холодно, неуютно, зато красиво. Но Хельм больше не был их домом. Даже если предположить, что Дом Марика оставит их в покое, остается бездна нерешенных вопросов – к примеру, как они будут зарабатывать себе на жизнь? Если Легион уже распался, ну, сколько воинов там сумеет улететь... или заключить сделки с новыми хозяевами? Более того, удастся ли им избежать цепких лап Марика? Если уж Марик потратил столько сил на то, чтобы уничтожить подразделение, он не даст им просто так разбежаться. Говоря другими словами, солдатам Грейсона грозит неизбежная смерть. Разве что они найдут и захватят древний склад с оружием бывшей Звездной Лиги. Но вряд ли это возможно.
Грейсон остановился, блуждая взглядом по лагерю. Люди чистили оружие, готовили еду на маленьких костерках, что-то мастерили или просто отдыхали в своих палатках.
Должен же быть хоть какой-то выход! Успеть бы его найти...
– Легион не будет распущен!
Легионеры выстроились рядами под деревьями вдоль реки Араги. На севере возвышались Арагайские горы. Их ледяные шапки сверкали под солнцем на фоне холодного и чистого синего неба.
Грейсон держал речь из открытого люка своего «Мародера». Он использовал внешние динамики боевого робота, чтобы его Слова мог слышать каждый легионер. Взоры людей устремились на него; здесь собрались все, начиная с воинов – Клея, Шерил, Беара и заканчивая старшими детьми техов, чьи дома в Дюрандели были уничтожены. Легионеры стояли неподвижно, ожидая, что он скажет дальше.
– Я рассмотрел все доводы «за» и «против», – продолжал Грейсон. – Мы можем расформироваться и уйти в фермеры. Мы можем жить здесь – занятие для крестьян, механиков и подсобных рабочих всегда найдется, – пока не уйдут войска Марика. Возможно, когда-нибудь несколько наших солдат смогут выбраться на Галатею, попытаются связаться с каким-нибудь другим центром по найму и вступят в другие воинские подразделения... Но мы не пойдем этой дорогой, друзья. И я сейчас скажу вам, почему принял такое решение. Расформировать Легион – это не выход... все подразделение это не спасет. Если мы станем крестьянами, наверное... наверное, мы и сумеем накопить достаточно кредов, чтобы через несколько лет кто-то из нас смог покинуть Хельм... но что же станет с остальными? Разве захочет кто-нибудь из вас улететь, зная, что девять десятых... что девяносто девять процентов общего числа ваших товарищей останутся здесь, в хельмской ловушке, на всю оставшуюся жизнь? К тому же солдаты Дома Марика вряд ли успокоятся на достигнутом. Я...
Он сделал паузу, не в силах продолжать. Он не просто старался сплотить людей. Его слова шли из самой глубины души и сердца.
Когда Грейсон снова обрел дар речи, он заговорил тихо, но твердо:
– Я сегодня же сдамся полковнику Лангсдорфу, если взамен получу уверенность в том, что это подарит свободу всем остальным. Но им нужен не только я один. Они убедили всю Внутреннюю Сферу в том, что мы убийцы, ренегаты, чудовища, обагрившие руки кровью невинных младенцев... и они не остановятся, пока не перебьют нас всех. Даже если мы обманем марикских солдат, вырвемся с планеты и из владений Дома Марика... мы не сможем жить в цивилизованном мире со столь тяжким клеймом, которым нас запятнали. Мы Легион! Наше имя, наша репутация... это такая же неотъемлемая часть нас самих, как наши глаза или руки. Если мы это потеряем, все подразделение или отдельные воины, – мы навеки станем уродами!
Он снова сделал паузу, вглядываясь в лица людей, стоящих внизу. С высоты мостика «Мародера» Грейсон не мог разглядеть выражения их лиц. Но в первом ряду, прямо перед ним, стояла Лори, и она улыбалась. Стоявший рядом с ней Макколл тоже ухмылялся. Шерил выглядела мрачно и решительно. Трейси Кент – устало; она была бледной, и ее лицо выглядело равнодушным. Халид походил на холодную неподвижную статую. Лицо Клея, как всегда, было непроницаемым; но он нервно сжимал и разжимал кулаки.
– Я не приказываю вам остаться, – говорил Грейсон. – Каждый из вас, кто захочет уйти, сможет сделать это без каких-то ограничений и неприятностей. Пока полковник Лангсдорф будет охотиться за целым подразделением, вас он, скорее всего, не тронет. Может, вам даже удастся выбраться с планеты. Может, вы найдете свой дом здесь. Хельм – не самое плохое место... на нем вполне можно жить. Если вы сделаете подобный выбор, я искренне пожелаю вам добра. Но полк расформирован не будет! Полк сворачивает лагерь и выходит. Сегодня же вечером!
Грейсон снова пробежался взглядом по рядам. Никто не двинулся с места и не сказал ни слова. Только ветер шелестел листвой.
– Мне нужны добровольцы для особого поручения, которые помогут тем, кто пожелает уйти. Если вас это заинтересовало, поговорите с командирами ваших отрядов. Те из вас... те из вас, кто решился последовать за мной, – пакуйте свои вещи и приготовьтесь отправляться, как только стемнеет.
Он остановился и медленно оглядел собравшихся.
– На этом все!
Обычно по окончании своих выступлений перед Серым Легионом Грейсон кивал Рэмеджу, и тот давал команду расходиться. Но сейчас Рэмедж лежал без сознания, и Грейсон сделал это сам.
– Полк... разой... дись!
Никто не шелохнулся. Ни один человек.
Где-то слева от Грейсона вдруг запел тонкий нежный голос, немного дрожащий, проникнутый искренним чувством надежды:
Теперь пели уже все, целый полк пел хором; песня вздымалась и росла, росток надежды обретал новую силу. Среди поющих крепла уверенность, что Легион и впрямь представляет собой единое целое.
Песня смолкла, и в наступившей тишине вновь обрела свой голос притихшая листва. Легионеры постояли еще с минуту, затем постепенно разошлись. Маленькими группками и поодиночке, воины направились к палаткам.
Но Грейсон знал: Легион жив!