– Стой дедушка! Запыхалася я! Силок больше нету за тобой поспевать!
– У «дедушки» тоже имя есть, меня Олегом зовут.
– Ага, очень неприятно познакомиться, – попыталась сплюнуть девчонка густую от бега слюну. – Из-за тебя я, может быть, Тепла на всю Зиму лишилась!
Скиталец нахмурился, но шага не сбавил:
– Ты что же, в Чуди поселиться хотела?
– Может и так, кто знает, как Доля кому улыбается. Нашла бы себе семью посердобольнее – у язычников такие тоже имеются, да и прижилась бы на десять месяцев холода. Но теперь то что – «спасибо» тебе! Я в лесу, да под открытым небушком горемыкаюсь!
– Вот погоди, если сторожа за нас возьмутся всерьез, ещё не уйдем. Коли мы им сильно понадобимся, охотники нас в мгновение ока найдут.
– А чего они с твоим другом-то сделают? – беспокойно стиснула лямку своей растрёпанной сумки девчонка.
– Кто их знает. Во всём Поднебесье одного имени Берегини боятся. Она ведь не просто городничьей Китежа стала, а новой богиней себя называет. При том ведёт себя по уму, старых богов почитает как прежде. То ли троюродной сестрой Перуна, то ли седьмой племянницей Световита заделалась. Ты видела, кто посередь капища в Чуди стоит?
– Велесе.
– Верно, а Берегинин идол чуть с краю, возле Деваны – и так везде, чтобы не бунтовали. Поднебесье хлебом не корми, дай бучу поднять, чуть что не по ним. Много Зим грызлись между собой, пока Пераскея власть в Китеже не прибрала. Если Арсений сообразит жетоном с её руной прикрыться, сторожа его сильно трогать не станут, может быть даже помогут серебро довезти.
Тут в сумке у Лиски звякнул металл. Скиталец остановился как вкопанный и холодно оглянулся на рыжую:
– Ты что украла?
– Да ты чего, дедушка, там все моё!.. – оскорблённо возмутилась девчонка.
– Слушай, мне посреди леса лгуны и ворьё не нужны! Я быстро тебя брошу одну и иди куда хочешь! В таких местах друг на друга надеется надо, а как прикажешь верить такой ветроплётке?!
Лиска покосилась на автомат, который весел на плече у Олега:
– Ну извини, не смогла удержаться! Из ящиков ваших так всё и валится. Взяла какую-то железяку и пару колечек: с Берегини разве много убудет? А мне сироте, всё прибыток!
Олег от таких оправданий добрее не стал. Он смотрел на воровку так, словно она сказала ему темнейшую глупость:
– Каждое колечко, каждый железный кусок, каждая безделица в ящиках переписаны, понимаешь? У Арсения горе случится по приезду к Китежским казначеям! Он этот жетон не в одной поездке заслуживал, был проверен, на хорошем счету! Подставила ты его, а он ведь спас твою тощую шкуру!
Лиска только шмыгнула носом и передёрнула худыми плечами:
– Подумаешь, беда какая. Соврёт что-нибудь, мол, в пути потерялося.
– Не все врать так умеют как ты. Даже я, старый дурак, разжалобился на рынке, а ведь мог оставить сторожам на расправу. Они допрашивать девиц любят!..
– Чего не оставил тогда?! Шёл бы сейчас миром, а я в яме сидела! – вдруг со злостью и обидой в глазах вскинула голову Лиска. Скиталец посмотрел на девчонку, что и так, видать, битая, вздохнул и повернулся вглубь леса:
– Ну ладно, пойдём, дурёха ты эдакая, пока солнце совсем не зашло. А то ещё околеем…
– А ночью не видно: холодно ли, тепло ли, – хмыкнула Лиска и пошла вслед за скитальцем.
Только вот в лесу быстро темнело. Пока шли, Лиска молчала и с каждым шагом становилась мрачнее. С вечерними сумерками пришли холода, от которых дыхание вырывалось белыми облачками пара. Зима всегда была близко, даже когда лето разгоралось до самой своей середины. В лёгкой кожаной рубашонке Лиска быстро озябла. Засунув худые руки подмышки, она сжалась, как воробей на ветру и, если не знать, сколько в ней было коварства, то пожалеть её выглядело делом первейшим. Олег остановился и начал собирать хворост. Погони не было – чудцы и правда махнули рукой на девочку и старика.
– Помоги хоть дров-то собрать…
– Устала я, ножки-ручки болят, – села Лиска на камень, покрытый мягким зелёным мхом. – Ты лесной старичок – по тебе сразу видно. Вон, бородой весь зарос, руки мозолистые, а я дама городская, к труду не привычная.
– Городская? – ухмыльнулся Олег. – Эх, врала бы ты меньше. На тебе такая одежонка, что не поймешь из какой ты общины. Не говоря уж о том, что на шее ты носишь.
– Ахал бы дядя, на себя глядя, – передразнила скитальца воровка и сняла с шеи Мокошин ромб. Из своей сумки она достала целую связку других медальонов. Олег удивился, как звякают на верёвочке христианские крестики, языческие обереги и даже вещицы из отдалённых общин Невегласи.