– Это что у тебя?
– Защита от сглаза, – подмигнула Лиска. – Без таких штучек нынче жить тяжело. Все как будто с ума посходили, первым делом просят крест показать или спрашивают: «Какого бога ты славишь?». Вокруг жрать нечего, а они молитвы бормочут, да идолов ставят.
– Когда жрать нечего, только молитвами и спасаешься, – проворчал Олег, доставая огниво из кармана плаща. Он развёл костер в одиночку, но как только весёлый огонёк затрещал, Лиска спрыгнула с камня и была тут как тут.
– Дедушка, а у тебя покушать есть чего-нибудь?
– Нет. В суете на рыночной площади мясо бросить пришлось. Не до запасов, знаешь ли, когда тебя сторожа за загривок трясут.
– Жа-алко, второй день маковой росинки во рту не бывало, – крепче обхватила Лиска худые коленки. Подбрасывая в костёр тонкий хворост, Олег внимательно её изучал – худая, маленькая, на вид сущий ребёнок, хорошо если будет ему до плеча. На курносом лице россыпь веснушек, когда улыбается – на щеках ныряют две ямочки. Только сейчас ей было не до улыбок. Перехватив взгляд скитальца, Лиска поджала губы:
– Дедушка, я молодая?
– Молодая.
– А ты старый.
Олег с грустью покачал головой:
– Старый… мне пятьдесят Зим и ещё пяток сверху.
– А мне следующей Зимой шестнадцать исполнится…
Немного помолчав, она вдруг добавила:
– Я с тобой не хочу…
– Чего?
– Спать…
Над костром повисла тишина. Истолковав всё по-своему, Лиска продолжила:
– Мне молоденькие нравятся, да красивенькие, а стариков я совсем не люблю. Только я ведь не дура: ты меня в лес затащил, сидим возле костра тут… одни… а ночи холодные.
– Да не трону я тебя! – наконец очнулся скиталец.
– Обещаешь? Не прижмёшь меня ночью?
– Тьфу ты! Я-то думал, ты о чем серьёзном задумалась. Ну надо тебе – обещаю!
Лиска сразу повеселела:
– Это хорошо. А то ведь не все такие, как ты. Помню, мне ещё не было и пятнадцати Зим. Пришла я в одну деревеньку, начала милостыньку просить. А один дедушка, тоже «добрый» такой, меня к себе в Тепло заманил, обещал покормить. Захожу я в избу, значится, а на столе стоит картошечка, жареная – целая сковорода, представляешь? Я такой вкуснотищи никогда в жизни не ела! И вот, сижу я, значит, картошечку ем, а он своими ручищами мне под рубашку ползёт…
– Вот ублюдок! Я бы его… И что-дальше-то было?
– А ничего. Сижу, не противлюсь: доесть ведь надо, кормят пока. Он меня, подлец, всю сверху облапал и пониже начал спускаться. А я ему как дам по башке сковородкой и за порог дёру! Пришлось правда из той общины уйти…
– Сколько же Зим ты бродяжничаешь? – удивился Олег.
– С двенадцати. Матери с отцом у меня нет, я с бабкой жила – тяжко нам двоим приходилось. Всё лето мы огородничали, да в реке на сеть нашу надеялись. Хорошо там ловилось, словно на нерест пёрло. И рыба шла крупная, нигде больше такой не встречалося! На ту рыбку мы и выменивали себе дровишки в соседней общине. И один раз помогли нам с дровами… Помню я того мужика, по недоброму он ещё тогда посмотрел.
Серый взгляд Лиски замер, словно устремился в своё невесёлое прошлое:
– Он у нас дрова украл, всё что мы припасали. С дружками пришёл, когда морозы по весне чуть ослабли и всё, до последнего поленышка вынес. Я слышу, как у нас дрова в сенях воруют, хочу выбежать, а бабушка обняла меня крепко и держит; на дверь, закрытую, смотрит и шепчет мне: «Не надо, Лизонька, убьют тебя там! Всё хорошо у нас будет, продержимся как-нибудь!». А потом…
С пушистых ресниц Лиски скатилась слезинка, но она быстро вытерла её тонкой рукой:
– Представляешь, я утром встаю – уже весна, но тепла ещё нет, солнце в полную силу не греет. В доме очень-очень холодно и печка потухла. Я ножками босыми по полу иду и уже замерзаю. Говорю: «Бабушка, бабушка, топить совсем нечем?». А она лежит – вся бледная и рот открытый, и не дышит…
Олег молча слушал и ломал в руках сухой хворост. Прерывисто вздохнув, Лиска продолжила:
– Мы жили ведь без общины. В родном Тепле мне одной не продержаться. Я же соплячка была – как целую избу мне потянуть, да запас большой сделать? Дура я была…
Сказав это, она с тоской улыбнулась, как будто перед глазами пронеслись все прожитые испытания:
– Решила счастья по свету искать. Думала, найду себе новое место, чтобы жить не в одиноком Тепле, а всё ближе к людям. Считала, что оседлыши добрые, приютят и пригреют.
– И как? Нашла добрых людей? – невесело спросил скиталец. Повисла тишина, лицо Лиски помрачнело ещё пуще прежнего. Но потом она вдруг улыбнулась и сказала ему лёгким голосом: