– Зачем ты приехал?! Зачем?! Пять Зим тебя не было, и тут на тебе – заявился!
– Просто не хотел тебе с новым мужем мешать. Думал, что так будет лучше…
– И правильно думал! Мне ведь казалось, что ты уже сгинул и никогда мы больше не встретимся! Ты ведь не знаешь, как теперь я боюсь твоего возвращения! Я тебе никогда не рассказывала, да и перед всеми Богами клялась, что не расскажу, а придётся!
Теперь Олег сам напугался – с Ольгой было что-то не так. Оставшись одна, без мужа и брата, да с маленьким голодным ребёнком на руках, она ведь даже почти что не плакала, решительно взялась за свою жизнь, тянула семью и ни одной жалобы от неё Олег не слыхал, а теперь…
– Ночью на брачном ложе лежим, после свадьбы, – откровенно начала женщина. – А он возьми и спроси про тебя: кто ты, да откуда, да чем занимался. Я рассмеялась, думаю – ревность. Ты ко мне часто хаживал, да ничего такого от меня никогда не хотел, а ведь мог бы... Я тебе была крепко тогда благодарна, всё для тебя могла сделать, даже мужем считать, да только ты о ком-то другом вечно думаешь – так ему и ответила. А Бритоус и бровью не повёл, всё спрашивает и спрашивает – про брата моего начал спрашивать, как он дружил с тобой и чем занимался, а потом и вовсе начал мне вопросы странные задавать – не говорил ли ты про Навь? Про подземных выродков и чёрную кровавую веру? Про смерти людские расспрашивал, имена называл, кого я не знаю: Анна, Влада, Светлана, Михаил, о колдовстве тёмном начал говорить, о крови выпитой, о похищенных девушках. Я никогда о таком не слыхала, расплакалась, а Бритоус приподнялся, глаза у него ночью так странно блестят и говорит мне: «Как только скиталец заявится – доложи». Я сквозь страхи ещё сумела спросить: «Да не уж то ты думаешь, что Олег знает Навь?» А он…
Берисвет прикрыла глаза дрожащей рукой и судорожно вздохнула. Казалось из неё словно вынули душу – вся сила потухла, как перегоревшая лампа:
– А он сказал, что, быть может, ты и есть Навь. Что мы Навьего выродка у себя привечаем и тебя он убьёт…
Над столом повисла мрачная тишина. Олег пытался разобраться в том, что услышал. Как мог незнакомый ему человек знать столько о его жизни и перечислить всех, с кем он скрывался в убежище? Они ведь не выходили на поверхность десять Зим и после с оседлышами не общались. Сам Китеж был вполовину меньше того, что сейчас, а после Моровой Эпохи и вовсе почти обезлюдил. Всё это могло означать лишь одно:
– Твой муж, – аккуратно начал скиталец, – говорил тебе когда-нибудь о Двоеверии?
Ольга вскинула красные заплаканные глаза и по ним скиталец понял, что о Двоеверии Бритоус ей не говорил. Понизив голос, Олег продолжал спрашивать:
– Ты видела когда-нибудь на теле у своего мужа странные татуировки – два кольца, сошедшихся вместе?
– Есть… – выдохнула Берисвет. – Под левой грудью, совсем маленькая татуировка – два кольца. Когда спрашивала о таком, он говорил, что это два мира, две правды вместе сошлись, а в сердце – истина…
Олег молчал. Отчаянным взглядом Ольга искала в его лице ответы, жаждала их, но он только молчал, и думал о том, как близко оказался от него окольцованный – гораздо ближе, чем раньше казалось, так близко, что почти за горло схватил. И что теперь делать? Идти до конца, как собирался? Здесь, в тёплом тереме за накрытым столом Олег очутился в ещё большей опасности, чем под автоматами Кроды. И ведь всю дорогу считал, что всё продумал, что это он – охотник и застигнет мерзавца врасплох, а теперь выходило, что даже Лиску оставлять в Китеже слишком опасно.
– Уезжай, Олег! Уезжай! – торопливо схватила Ольга его за ладонь на столе. – Девочку можешь оставить – сам спасайся! Муж дома почти не бывает, сын всё время у волхвов обучается. Скажу, что ещё одну воспитанницу к себе взяла, что мне скучно! Он не заподозрит, может быть расспрашивать даже не станет! А ты – спасайся!
Олег хотел её успокоить, ведь терять ему было нечего: не увидит он новой весны, за жизнь свою поздно бояться. Но вдруг дверь отворилась и внутрь горницы вошло несколько вооруженных дружинников. Охрану вёл Бритоус – китежский Отче-Советник. Рука Олега медленно потянулась под стол к сапогу – за ножом с надписью «Счастье».
Глава 10 Глаза многих Зим
– Это дуб – древо жизни, на нем Род восседал, когда мир сотворил, – древо силы, древо мужского начала, древо воинов. Дуб – исконное дерево Громовержца ещё, – поглаживая вышивку на льняном полотенце, рассказывала Ждана. Лиска сидела рядышком на скамейке в светлице у девочки и хмуро чесала грязными пальцами лоб. Всё в этом доме казалось ей слишком хорошим, а вот людишки не очень. Не ужиться ей было со строгой хозяйкой, ох и начнут её здесь шпынять! Кланяться заставят, иголками руки колоть, да вполголоса говорить, как эту деваху. Хотя, ради жизни в таком славном тереме можно и потерпеть. В чужих семьях порядки свои, и сирота к ним лепилась: когда надо была скромна, когда нужно голоса не подавала, но сейчас нутром чуяла, что в доме этом что-то не так, что-то здесь происходит и не деревенские это тревоги про голод и холода, а проблемы покруче…