И тычет клюкой она Смерти в лицо,
А та, отступая, ворчит…
Тут скрипнула дверь, загремело кольцо,
И Смерть растворилась в ночи.
Есть маленький домик на склоне горы,
Там двое живут стариков.
Их кормят Природы скупые дары
В течение многих веков.
Пусть шепчут соседи ненастной порой,
Судача от скуки про них,
Что Смерть не забыла тот памятный бой
И тронуть не смеет двоих.
Когда Торн пел последний куплет, на него легла тень, а на соседнюю башню опустился черный дракон. В сознании певца зазвучал глубокий низкий голос, в котором смешались удивление и насмешка:
– Мелодия хороша, исполнение – почти изысканно, но глупым словам не хватает изящества. Если петь о человеческих нелепостях, требуются необычная форма или редкие слова.
Граф, отложив арфу, посмотрел прямо в глаза склонившему голову ящеру.
– Я человек, а не дракон. Я пою о том, о чем поют люди, так, как поют об этом они. Эта песня напоминает мне мое детство.
– Когда ты только вылупился из яйца?
– Нет. Когда я впервые выполз из гнезда.
– Воспоминания молодости сладки, ибо они неотчетливы, к тому же быстро забываются. Остается только мелодия да обрывки глупых слов как тень еще более глупых мыслей. Я понимаю тебя. Я, например, помню песни, что пели мне, когда я вылупился из яйца, но не помню ни одной мысли, если только в то время они появлялись в моей маленькой голове.
– Может быть, ты споешь мне одну из тех песен? – осторожно спросил Торн.
– Я не пою старых песен. Я сочиняю новые. Послушай последнюю.
В голове рыцаря зазвучала странная мелодия, рваный ритм которой поддерживался как бы несколькими инструментами, каждый из которых играл в своей тональности. А затем в мелодию вплелся низкий, отзывающийся эхом вибрирующий голос:
Брызги дождя и солнечный свет –
Радуги мост прочен.
Страшен полет, если воздуха нет,
Очень!
Ветер несет над землею листок,
Ветер ломает крылья,
Но побеждают воздушный поток
Усилья.
Знаков созвездий хватит в ночи,
Чтобы найти дорогу…
Видно лишь звездочку – это почти
Много!
Землю и небо верчу, как хочу,
И прорезаю лед.
Вечная тайна. О ней я молчу…
Полет!
Когда смолкли последние звуки мелодии, тот же низкий голос спросил:
– Каково?
Озадаченный Торн не нашел ничего лучшего, чем честно признаться:
– Необычно!
– Еще бы! – удовлетворенно проворчал дракон. – Это я прямо сейчас сочинил! А ты способен прямо сейчас сочинить песню? Попробуй! Обещаю, что буду снисходителен.
Торн почувствовал легкое раздражение. В голосе ящера звучало явное самодовольство и презрение ко всему человечеству, включая самого графа Ад’Берт. Рыцарь принял вызов. Подняв арфу, он резкими движениями пальцев заставил струны издавать плачущие звуки, диссонирующие веселому напеву, под который певец быстро подгонял слова, не слишком заботясь об их смысле:
За соседнею горой
Солнце село.
Уходила той порой
Жизнь из тела.
На прощанье говорила,
Словно пела:
«Ах, какое это было
Тело!
Если бы нам расставаться
Не приспело,
Мы свершили б, может статься,
Злое дело.
Ты бы в пламени спалило
Все, что ело…
Только ты лишилось силы –
Ослабело!»
Тело ж молвило ей, став
Белее мела:
«Выпить я настой из трав
Не успело!
Колдовству препоны нет,