– А что же важнее всего? – забеспокоился Ад’Вейл.
– Какие бы беды ни обрушились сейчас на королевство, с младенца спрос невелик. Пока он не приступил к правлению, его нельзя обвинить ни в бездеятельности, ни в ошибочных решениях. А вот регентом наверняка многие будут недовольны. Не заговорщики! Простой люд не простит ему ни недорода, ни засухи, ни набега степняков, ни казней. Рано или поздно недовольство им перенесут на короля. Представляете, с чем столкнется Элл, когда возьмет в свои руки власть? Любое его решение станут воспринимать как несамостоятельное, продиктованное нелюбимым регентом. В этом случае королю придется начать с казни регента. Мне не жаль своей головы, но без меня Элл не проживет и одного дня!
– Что же делать? – ужаснулся герцог.
– Именем короля назначить канцлера, чьим единственным достоинством является личная преданность Эллу. Канцлер не регент. Он всего лишь высокопоставленный чиновник. Пусть продолжает поддерживать то состояние, в котором пребывает страна сейчас. Если народ начнет роптать, канцлера можно заменить. Тогда народ будет мечтать о том времени, когда король сможет сам начать правление. Крайд ждут невеселые времена, но они пройдут…
– А Грийд?
– Империя не объявит войны против младенца! Там начнут интриговать, искать способы воздействия на канцлера. Попытаются убить Элла… Повторяю, защита жизни короля – моя забота, мое проклятье… Грийд не опасен, пока Элл не взял бразды правления в свои руки. Да, еще одно! Канцлер не должен быть знатным вельможей, чтобы никто не смог заподозрить даже возможности узурпировать королевскую власть. Ни герцогам, ни маркизам, ни графам на этом посту не удержаться.
– Барон Ун’Сурс подойдет? Он не слишком умен, но предан Короне и очень осторожен…
– Пусть он потрудится на благо Крайда, – усмехнулся Торн. – Барон стар, что тоже неплохо. С ним Элл получит необходимую передышку…
Испуганный вопль кормилицы прервал разговор. У младенца начался очередной приступ смертельной болезни. Графу пришлось вернуться к целительству.
Когда ребенок успокоился и заснул, Торн, почти обессиленный, упал в кресло.
– Вам следует вернуться в Берт, – шепнул ему на ухо Пустырник.
– Сейчас это невозможно, – отмахнулся граф.
– Сейчас это необходимо, – настойчиво повторил темный эльф. – Во-первых, в замке вы гораздо быстрее восстановите силы, необходимые для нового сеанса магии. Во-вторых, вам нужно сварить более действенное зелье, чем то, которое имелось в моем распоряжении. Книга подскажет вам рецепт. А за короля не беспокойтесь. Здесь останется Мандрагора и двенадцать дуэргаров. Отныне они станут оберегать короля, как до этого оберегали вас. Ни один волосок не упадет с головы Элла. Как вам известно, мой народ достаточно осведомлен в тайнах колдовства. Если яд вновь начнет действовать, темные эльфы вызовут вас и сумеют поддержать жизнь младенца до вашего прибытия.
– Спасибо, Пустырник! Ты предугадал мою просьбу… Пусть Мандрагора действует решительно. Всех, кто посягнет на жизнь короля, я разрешаю убивать на месте, жестоко и безжалостно! Каждое покушение должно стать наглядным уроком заговорщикам! Поселите в их душах не страх, а ужас!
– Выполним! – подобие злорадной усмешки на мгновение скользнуло по морщинистому лицу дуэргара.
Перед отбытием в Берт граф вышел в зал, где обратился к вельможам с краткой речью. Он объявил о назначении канцлером барона Ун’Сурса, а затем потребовал, чтобы все немедленно покинули дворец и не смели появляться в нем без специального вызова под угрозой обвинения в бунте. В резиденции вводился режим строгого карантина «для более успешного лечения». Никто не посмел возразить.
Глава 3. Бремя рыцарского слова
Торн воспользовался краткой передышкой, чтобы вернуться в свой замок. Он знал, что при осложнении болезни новорожденного короля дуэргары вызовут его и сумеют поддержать в ребенке искорку жизни. Книга оказалась закрытой. Граф понял, что перед приготовлением лекарственного зелья по ее рецепту ему следует отдохнуть и набраться сил. Впрочем, для него самого на столе уже стоял кубок укрепляющего отвара. Почти с отвращением отхлебывая не слишком приятную на вкус обжигающую жидкость, чародей услышал грустный голос Кота: