Прошло две недели с тех пор, как на Федора обрушилось несчастье. Унылый пасмурный день уже подходил к концу. Сегодня Федора посетил только отец. Что бы это значило? Почему молодежь задерживается? Он постоянно ловил себя на этой мысли, что стало причиной его ужасного настроения. Он говорил себе, что не желает видеть никого на свете и мечтает, чтобы его оставили в покое. Но проходило немного времени, и он вновь прислушивался к шагам в коридоре. Шаги появлялись, приближались, но неизменно либо проходили мимо, либо терялись до того, как могли остановиться у дверей палаты.
Смеркалось. Сине-зеленые тучи уносились на восток и терялись в вечернем сумраке. Еще голые, совсем озябшие деревья принужденно махали ветвями им вслед. Их кроны раболепно сгибались под неистовыми порывами жестокого ветра. Казалось, сама зима решила вернуться в этот край.
Федор задумчиво смотрел в окно, прислушивался к монотонному завыванию ветра, и душа его все глубже погружалась в уныние. Вокруг все замерло, коридоры наполнились тишиной.
В больнице включили освещение, и в глаза ударил яркий свет. Несколько мгновений глаза привыкают, а потом вы видите, как светло бывает в помещении с белыми стерильными стенами от ламп дневного освещения. Но в этот раз все было иначе. Федору показалось, что в его палате светлее не стало. Из окна своими глубокими пустыми глазницами на него смотрела тьма. День, уже угасающий, но еще трепещущий, живой, был уничтожен включением лампы. Все, что жило за окном — деревья, птицы, тучи — погрузилось во тьму и перестало для него существовать. Даже ветер, который еще мгновение тому назад оживлял все за окном, озвучивая природу ранней весны и придавая ей движение, теперь как-то по-особенному одиноко завывал и бился в стекло.
«Вот так и с моей жизнью, — размышлял Федор — кто-то думает, что я еще жив, потому что сердце бьется, и глаза видят, но пусть этот кто-то включит в своей жизни лампу, и тогда он увидит, как мало жизни осталось в моем теле».
Вдруг откуда-то издалека послышались неуверенные шаги. Сердце Федора от неожиданности екнуло. Он прислушался. Шаги приблизились и замерли у двери. Он не мог ошибиться, кто-то стоял у входа и почему-то медлил.
«Тук-тук-тук...» — неуверенно постучал этот кто-то.
Федор чуть было не ответил «войдите», но, вовремя вспомнив, что он ни с кем не разговаривает, осекся.
Дверь медленно открылась, и на пороге появилась незнакомка. Это была та самая девушка, которая ежедневно приходила его проведать. Глядя на пол, она тихо вошла и медленно прикрыла за собой дверь. Затем она так же тихо подошла к кровати и села на небольшой стульчик, так ни разу и не взглянув на Федора. Он, в свою очередь, смотрел на нее изумленно, словно на призрак, и, может быть, хорошо, что в тот момент она не подняла свое пунцовое лицо. В этом случае ей пришлось бы оправдываться, придумывать что-то наспех, а от совершенного наспех невозможно требовать качества.
Несколько минут тишины — это как раз то, чего так часто не хватает смущенной девушке, чтобы прийти в себя. Она порылась в своем пакете и вынула из него маленькое яблочко.
— Я не спросила, можно ли вам кушать яблоки, — начала она тихо оправдываться, — но это яблоко из бабушкиного сада, экологически чистое...
Девушка замолчала на середине фразы и аккуратно положила гостинец на тумбочку рядом с Федором.
У него внутри что-то перевернулось, и ком подкатил к самому горлу. Почему это скромное проявление заботы так тронуло его, Федор не знал, поэтому, уже готовый расчувствоваться, он подавил в себе «избыток» сентиментальности. Его взгляд вновь охладел и стал непроницаем.
Но незнакомка даже не подозревала, какую бурю чувств вызвала в сердце юноши. К счастью, не заметила она и перемен в его лице, потому что ни разу еще не посмотрела в его сторону. О, Скромность! Сколько мира ты даешь сердцам своих хозяев, как величественно ты разрушаешь холодные стены гордости, как легко ввергаешь в стыд амбициозность и попираешь ханжество и снобизм! Тебе не посвящают стихов, о тебе не поют песен, не придумывают легенд, но ты, оставаясь в тени, — верный спутник любви, верности и искренности — всегда заявляешь о себе в самые неожиданные моменты жизни.
После небольшой паузы гостья, как будто о чем-то вспомнив, вновь заглянула в шелестящий пакет. В руках у нее оказалась какая-то книжечка. Она бережно положила ее себе на колени и накрыла сверху белыми руками.