Федор набрал в грудь воздуха, чтобы заговорить с женщиной... «Стоп! — сказал он сам себе. — А если она принесет с собой еще что-нибудь, как делали многие другие, захочет положить все это в тумбочку и увидит там свое яблоко? Нет, в тумбочку нельзя. Тогда, может быть, выкинуть его? Но это уже кощунство. К тому же она может просто открыто спросить об этом, и тогда он сгорит от стыда. Неужели ему придется съесть это яблоко? Но, в конце-то концов, если уж я начну говорить, то есть ли смысл отказываться от пищи? »
Решение пришло само собой. Он даже не спросил себя, почему так важно съесть именно это яблоко. В его тумбочке лежало много гораздо более вкусных продуктов, но он даже и не подумал о них. Многие уговаривали его поесть хоть немного, но он игнорировал их просьбы. Юноша не спросил себя, куда девалась вся его принципиальность, и почему сегодня ему уже не хочется умирать. Он не сделал этого, потому что все эти вопросы были второстепенны, а главным был вопрос времени. Что же будет, если он не успеет съесть это яблоко до ее появления? Медлить было нельзя, надо было действовать.
Как раз в это время уборка в его палате закончилась, и санитарка с ведром и шваброй направилась к выходу.
— Извините, — начал было Федор хриплым, едва слышным голосом.
Санитарка замерла, словно настигнутая пулей, и прислушалась. Видимо, подумав, что ей послышалось, уверенно двинулась дальше.
— Сестричка! — вновь собравшись с силами, уже громче воскликнул Федор.
Та вздрогнула и выпустила из рук ведро с водой. Оно глухо стукнуло о пол, покачнулось, но устояло. Вода плеснула на ноги перепуганной женщине. В течение более чем двух недель она исправно делала в этой палате уборку, но ни разу не слышала от больного ни единого звука. Она не воспринимала его как живого человека. Поэтому, когда больной решился заговорить с ней, это прозвучало, как гром среди ясного неба. Если бы ночью с ней заговорила ее собственная тень, она напугалась бы не меньше.
Женщина медленно повернулась к говорящему и вопросительно посмотрела на него, как бы спрашивая, не померещилось ли ей. Он же, в свою очередь, взглядом указал ей на лежащее рядом яблоко и произнес:
— Я хочу это яблоко.
Последовала долгая пауза, после которой санитарка опрометью кинулась из палаты и загрохотала каблуками по длинному коридору.
Федор хмыкнул. «Странная какая-то», — подумал он и стал ожидать дальнейшего развития событий.
Через минуту на пороге появился врач.
— Вы действительно сказали, что хотите есть? — спросил он Федора с большой долей сомнения в голосе.
— Нет, — резко ответил тот, — я хотел съесть только это яблоко.
Доктор удивленно уставился на больного. Какое-то время они смотрели друг на друга: доктор — недоуменно, а Федор — выжидающе. Тем временем в палату вошла медсестра и заглянула через плечо доктора.
— Ну что же, — словно очнулся врач, — покормите больного, сестра.
Он повернулся и вышел из палаты.
— Да, если больной захочет еще что-нибудь, сообщите мне, пожалуйста, — бросил он медсестре, закрывая за собой дверь.
Затем последовало долгое, утомительное кормление. Больной чувствовал себя чрезвычайно неловко, отчего все время раздражался и бранился. Женщина кормила его профессионально, сохраняя спокойствие и стойко перенося все грубости.
Когда Федор закончил еду, он снова остался один. «И как только таких неуклюжих берут на работу?» — думал он, негодуя. Что-то внутри у него еще кипело, но в целом он был даже рад своему решению. За последнее время он уже успел забыть, как вкусны бывают фрукты, и по этому поводу в его голову стали лезть разные мысли. Подумалось, что у него в тумбочке почти наверняка лежит что-то невероятно вкусное... Но об этом потом, — приказал он себе. Было бы стыдно показать людям, что с одним яблоком ты съел сразу все свои принципы.
Настроение у него становилось все лучше и лучше. Юноша думал о том, что теперь ему не стыдно будет посмотреть в глаза своей гостье... И с этими приятными мыслями он задремал.
Проснулся больной оттого, что кто-то взял его расслабленную руку. Он приоткрыл глаза и тут же закрыл их. У его кровати стоял отец. Он держал его руку и горячо молился. Федору почему-то было стыдно и неуютно радом с молящимся отцом, поэтому он решил пока не открывать глаз, пусть думает, что сын спит. Тем более врач, без сомнения, уже сообщил ему, что больной заговорил, и было бы стыдно в сложившихся обстоятельствах молчать в ответ отцу. Он хотел бы заснуть, но незримое присутствие кого-то рядом не давало ему сделать это. Федор слышал, как отец шептал слова молитвы, как он вздыхал. Юноша чувствовал, как слезы старика падают на его руку и обжигают омертвевшее тело.