– Машка, ты долго там торчать будешь? – затарабанила в дверь Анна Гавриловна, мигом вернув меня в чувство.
Я быстро запахнула халат и вышла из ванной.
– Значит, у подруги ночевала? – скрестив на могучей груди полные руки, спросила она.
– У подруги, – ответила я, хотя казалось, что на мне большими буквами написано, где я была и что делала.
– А что в такую рань от неё подорвалась? – не унималась Анна Гавриловна.
– Ей на работу надо было собираться, – с ходу сочинила я.
– Ясно, – хмыкнула она и, слава богу, оставила меня в покое.
Я скрылась в своей комнате, прилегла на кровать, свернувшись калачиком. Мне надо всё-всё-всё хорошенько обдумать. Но мысли стали тягучие и неповоротливые, веки отяжелели, и я незаметно провалилась в сон.
Мучилась от стыда я сильно, но не долго. Потом началась сессия, и времени для самокопания попросту не осталось. Преподы, как на подбор, попались зловредные. Только Пуртов, молодой специалист, не стал свирепствовать и поставил всем четвёрки-пятёрки автоматом, в зависимости оттого, кто как посещал теорию медиа. Даже тем, кто не показался ни разу, милостиво выставил тройки. Душка.
Зато другие нас просто измочалили. Брусникина, доцент, доктор филологических наук, тянула из нас жилы по русскому, Калужная – по основам межкультурной коммуникации. Но хлеще всех оказался Торунов, историк. Он и весь семестр на семинарах продохнуть не давал, а на экзамене и вовсе разгулялся. Инквизитор как есть. Не пощадил даже Аньку Иванову, которая бесконечно жаловалась на токсикоз. Она и выглядела бледной до синевы, и в уборную бегала раз за разом.
Калужная и Брусникина, какими бы ни были противными, не стали беднягу мурыжить, а Торунов похлопал глазами за стёклами очков и спросил сухо:
– Причём тут токсикоз? Какое это имеет отношение к истории в целом и к экзамену в частности? Не можете сдавать? Идите в деканат, оформляйте академ.
Впрочем, Анька всё же сдала со скрипом историю на троечку, а некоторые и вовсе остались на осень. А на «отлично» сдали со всего курса только мы двое: я и Толик Труфанов. Толик – понятно, у него высокая цель.
Я же, терзаясь то приступами стыда, то острым желанием вновь встретиться с Олегом, наказывала себя безжалостной зубрёжкой. Так что даты всех значимых и не очень исторических событий я знала так же твёрдо, как собственный день рождения. Торунов, погоняв меня по всем эпохам и ни разу не подловив, даже сподобился на скупую похвалу.
В другой раз я бы лопнула от гордости, но сейчас меня это совершенно не порадовало. А после экзамена и вовсе я почувствовала себя опустошённой и растерянной.
Можно было вздохнуть свободно, погулять денёк с группой, а завтра уехать к маме, но мне ничего не хотелось. Меня снедали непонятная тоска и какое-то тяжёлое, неотвязное томление. Я так хотела увидеть Олега, но запрещала себе об этом думать. Хотя толку-то с того, что запрещала – оно как-то само лезло в голову и как тисками сжимало сердце. Может, не завтра, а прямо сегодня уехать к маме? А то ведь изведусь совсем...
Аньку Иванову мы со Стародубцевой застукали за остановкой – она курила.
– Так ты не беременна? – воскликнула Алёнка Стародубцева.
– Чего это? Беременна! – затянувшись, ответила Иванова.
– Ты куришь... Это же вредно!
– Ай, отстаньте. А стресс что, не вредно? Я же не смолю сутками напролёт, иногда только курю, чтобы не нервничать.
– Сейчас-то чего нервничать? Сдала же, – рассудила Алёнка.
– Да меня после этого козла Торунова до сих пор трясёт! – Иванова снова затянулась, выпустила, прищурившись, дым, потом повернулась к нам: – А сами-то как сдали?
– На четыре, – ответила Стародубцева.
– На пять, – сказала я.
Анька скривилась.
– Ну, конечно, ещё бы ты и не на пять. Тебя ж Торунов любит.
– Глупости! – возмутилась я.
– Ой, перестань, – отмахнулась Иванова. – Все видят, как он на тебя смотрит. Старый хрыч.
– Он меня гонял по всем вопросам, и я сдала, потому что готовилась, учила…
– Да плевать. Нет, ну какой козёл! – зло процедила Анька и, гримасничая, передразнила: – Какое отношение это имеет к истории… Тут и так вся на нервах. Ещё и Витьку не отпускают…
– Не отпускают? – спросили мы со Стародубцевой в унисон.
– Ну да, из-за твоего гада Миши, – Анька недобро взглянула на меня. – Не знаю, в курсе вы или нет, но его же тогда, на свадьбе, забрали менты. Какая сволочь вообще их вызвала?! Ну и Миша тоже козёл, наговорил там всякого, что его, мол, бедненького, иватушники избили. Менты сообщили в ИВАТУ, само собой. Ну и как только закончились у Вити три дня увольнительных – на свадьбу отпускали, – и он вернулся в училище, так его сразу на ковёр. Короче, он и ещё один, Олег, за всех отдуваются теперь, потому что все ночевали в расположении, а они – нет.