До середины ночи Наталья Борисовна рассказывала мне о бесчинствах Шубина. И её отчаяние заразило меня, я потом уснуть не могла.
Не то чтобы я поверила каждому её слову, наверняка ведь она сгустила краски, но если даже там отчасти правда, то с этим никак нельзя мириться.
Ребятам своим, когда навестили меня на следующий день, рассказала об этом в двух словах и попросила собрать для начала о Шубине всю информацию, что есть в сети.
– Только будьте осторожны, – просила я. – Никакой инициативы, никуда не влезайте. Пока просто собираем открытые сведения. И, пожалуйста, без лишних разговоров, всё только между нами. Дело, возможно, серьёзное.
– Можно подумать, этот Шубин какой-то дон Корлеоне, – фыркнул Паша Грачёв, мой самый бойкий и настырный студент. Неугомонный энтузиаст. Иногда он слегка зарывается и начинает со мной чуть ли не флиртовать, но это несерьёзно. Главное, на него всегда можно положиться.
– Кто знает, – пожала я плечами. – Мало ли. Так что ваше участие светить не будем.
– То есть вы, Мария Алексеевна, в случае чего, хотите принять весь огонь на себя? Вы хрупкая, одноглазая женщина, собираетесь рвануть на баррикады против этого Корлеоне, а нам, здоровым и сильным, предлагаете отсидеться в окопе?
– Паша, – я рассмеялась, – вы ещё дети. А я преподаватель и не имею права вами рисковать.
– Какие мы дети? – выступила Лариса Рогова. – Двадцать лет!
– А мне так вообще двадцать один, – добавил Паша, – я даже по меркам Ботсваны уже взрослый дядя. И разница в возрасте у нас с вами всего шесть лет. Так себе разница.
Они шутили наперебой, строили планы, фонтанировали идеями и так разошлись, что медсестра отчитала их и меня вместе с ними:
– Это больница, а не вокзал! Что вы тут за базар устроили? Здесь людям необходим покой. Расходитесь давайте живо, а вы, Чернецкая, возвращайтесь в палату. Иначе завтра всё лечащему врачу расскажу.
Паша Грачёв вздумал огрызаться, но я его перебила:
– Павлик, ты же взрослый дядя, должен понимать – везде свои порядки. Не создавай мне лишних проблем.
– Умолкаю, умолкаю, умолкаю, – Паша выставил ладони в примирительном жесте.
Когда они ушли, я ещё несколько минут сидела в коридоре на клеенчатом диванчике. Не хотелось отпускать лёгкое, приятное ощущение, оставшееся после их ухода. Знала, что как только вернусь в палату, снова навалятся смутные переживания, тягостное предчувствие, беспорядочные мысли о том, о сём. И бесконечные невесёлые рассказы Натальи Борисовны ещё больше будут нагнетать хандру. Я ей искренне сочувствую, но иногда просто устаёшь от негатива.
Однако на неё этим вечером неожиданно снизошло романтическое настроение. С мечтательным видом она рассказывала про свою первую любовь.
– Анатолий его звали. Весёлый такой, разбитной парень, а я наоборот скромницей была. Но хорошенькая, жаль фотографий с собой нет, я бы тебе показала. Между нами так ничего и не случилось. Только на танцы ходили несколько раз, он меня потом до дому провожал, смотрел так… Однажды поцеловать хотел, а я оттолкнула его и сбежала, дурочка пугливая. А теперь вот жалею. Он потом на другой женился. Ребята говорили, уже после всего, что Толик меня любил, а закрутил с другой мне назло. А оно вон как вышло – другая забеременела, жениться ему пришлось. Ох, помню я рыдала! Год целый убивалась. Только успокоилась немного – как он однажды пришёл. Пьяный. На колени падал, прощения просил, говорил, мол, жену оставит ради меня. Но мы же тогда знаешь какие были – принципиальные. Гордые и правильные. Я его прогнала, а потом ревела белугой всю ночь. А через несколько месяцев мужа своего встретила. С ним как-то спокойно всё было, без страстей, но, видишь, живём до сих пор и счастливы. Но Толика своего я время от времени вспоминаю. Всё думаю, а как бы оно получилось, если бы мы сошлись тогда… Ничего, наверное, не получилось бы. Такая сильная страсть она же как болезнь. Как горячка… А у тебя-то, Маша, кроме студентов твоих есть кто? А то, гляжу, только они тебя навещают…
На самом деле, меня навещали не только они, но ещё и Шурочка, с работы, мы с ней, можно сказать, подруги. Но я поняла, что Наталья Борисовна имела в виду совсем не то.
– Я этим летом развелась.
Она поохала, посокрушалась, потом, видимо, любопытство взяло верх.
– А что так?
– Не сошлись характерами, – пожала я плечами, выдав дежурную формулировку, которая, впрочем, вполне подходила под наш случай.
– Ну ничего, ты молодая, найдёшь ещё своё счастье. А это, может, у вас и не любовь была, а вот такая же страсть. Перегорело и всё.
Я задумалась, а испытывала ли к Стасику хоть что-то, похожее на любовь. Нет, он мне нравился, он так красиво ухаживал, красиво говорил и подкупал своими серьёзными намерениями. И мама, тогда ещё живая, донимала обычными родительскими переживаниями: когда замуж? когда внуки?