Водитель всю дорогу молчал, но когда высаживал меня у подъезда, обронил:
– Ты молодая совсем, хорошенькая. Может, поэтому они ещё с тобой пока церемонятся, не трогают. Но мой тебе совет: не вставай у них на пути. Они и не таких перемалывали.
Сотовый надрывался, но я не могла заставить себя ответить. Сначала настойчиво звонил мужчина, у которого я хотела снять квартиру. В итоге написал эсэмэску: «Идиотка!».
Потом поочередно названивали мои студенты. Я едва нашла в себе сил, чтобы набить коротенькое сообщение Паше Грачёву. Соврала, что со мной всё в порядке, но страшно занята. Просто иначе мой неугомонный Паша прибежал бы удостовериться, а я никого не хотела сейчас видеть. А уж обсуждать дела – так тем более. Я вообще не могла представить, как им всё это скажу.
Внезапно на меня такая апатия навалилась, что даже думать ни о чём не хотелось.
Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что Олег и Миллер – одно лицо, что Олег – враг… если к такому вообще возможно привыкнуть. Потому что стоило лишь его вспомнить, как меня вновь душили рыдания.
Весь день я пролежала пластом в кровати как больная. Хотя я такой себя и чувствовала – больной, физически и морально, раздавленной и истерзанной. А ещё ненавидела себя за слабость. Потому что в глубине души не хотелось противостояния с ним. Потому что то и дело ловила себя на мысли, что пытаюсь Олега оправдать: его что-то вынудило пойти работать на Шубина, по своему желанию он бы ни за что…
И тут же трезвый рассудок подсказывал: не из тех он, кого можно заставить делать что-то против воли. Да и не похоже, чтобы он там был по принуждению. Они, сволочи эти, ему подчиняются. Они его боятся. Даже они его боятся! Так что ж он за человек такой?!
И откуда-то взялась глупая женская обида: он мог меня найти, он меня и нашёл, чтобы попытаться запугать. Нашёл легко и просто, узнал обо мне всё до последней мелочи… И встретился со мной, только когда я стала доставлять им неудобство. Но ведь мог найти и раньше, раз это ему так легко, мог, но не стал, не захотел. Выходит, та ночь, которая для меня так много значила, для него была простой интрижкой, о которой спустя время и не вспомнишь.
Нет, он меня помнил, я это видела и чувствовала. Но что это меняло? Ничего.
«Она не баба», – вспомнилось мне. Это же он сказал в ту ночь. А ещё говорил, что никогда меня не обидит.
Я снова разревелась, в который раз за этот жуткий, нескончаемый день. Ах, если б слёзы приносили хоть какое-то облегчение. Но нет, сердце так болело, так кровоточило…
Искать другую квартиру, где бы «перекантоваться», как сказали мои мальчики, я не стала. Поняла вдруг – всё равно найдут, как ни прячься, как ни убегай.
На ночь я выпила львиную дозу успокоительного, иначе бы просто не уснула, но всё равно сон был тяжёлым, мучительным. И наутро я встала совершенно разбитой.
Апатия никуда не делась. Я слонялась по дому из угла в угол, не зная, чем себя занять и при этом не желая ничем заниматься. Студентов своих – Павлик снова позвонил после обеда – я категорически отшила. Нет, я не думала всё забросить и сдаться, но пока была просто не в состоянии. Ноутбука тоже не хватало. Вряд ли мне его вернут, значит, придётся покупать новый, как-то выкраивать…
К вечеру, когда стемнело, стало совсем невыносимо. За окном протяжно завывал ветер. Сквозило изо всех щелей – хозяйка квартиры отказывалась наотрез поменять допотопные окна на пластиковые. Зимой я тут, наверное, околею. И тут же кольнула неприятная мысль: если ещё доживу. Как там грозил Шубин? Всё что угодно со мной может случиться... А такие пустыми угрозами не разбрасываются.
Ненавижу ноябрь – ещё не зима, но уже и не осень, а чёрт-те что. Я заварила в огромной кружке чай и, поразмыслив, плеснула туда же коньяк – коллеги дарили, вот и пригодился. Может, станет чуть полегче на душе, а нет – так хоть согреюсь.
Не успела я допить свой коньячный чай, как внезапно погас свет во всей квартире, и я оказалась в кромешной темноте. Сшибая все углы, добралась до окна. Оказалось, света нет во всей округе. Электричество у нас регулярно отключали, я уже и свечами запаслась на такие случаи, но сегодня это было как нельзя не вовремя.
Ругаясь на коммунальщиков, непогоду и закон подлости, я принялась искать в потёмках коробку со свечами.
Зажгла сразу несколько, и стало даже как-то уютнее, чем с обычным светом. Пока чайник ещё горячий, сделала себе вторую порцию чая с коньяком, открыла коробочку Рафаэлло – тоже подарок, только от моих студентов, и для полной картины включила на сотовом приятную музыку.
Едва я немного расслабилась, допив вторую кружку чая, как в дверь постучали. Сердце от испуга ёкнуло и заколотилось. Кто это? Так поздно!