В дверь снова постучали. От неожиданности я вздрогнула и замерла. Кто там ещё?
Стук повторился, а затем дверь приоткрылась. Полка с обувью лишь противно заскрипела по линолеуму, отъезжая в сторону. Надо было придавить чем-нибудь посерьёзнее.
– Мария Алексеевна! – позвали из прихожей. Грачёв! Вот только его сейчас не хватало!
– Паша, ты не вовремя, – подала я голос, затем всё же встала с дивана и вышла в коридор.
Он топтался на пороге. Быстро взглянул на меня и опустил глаза в пол. Выглядел Грачёв непривычно смущённым. Даже уши у него пылали. Надо же, подумалось вдруг, с виду взрослый совсем мужчина, верзила такой под два метра ростом, а на деле ещё совсем ребёнок.
– Мария Алексеевна, простите, пожалуйста. Мы не должны были так себя с вами вести, – пробормотал он, не поднимая головы.
Я молчала. Я не знала, что сказать. Я теперь вообще ничего не знала.
– Мария Алексеевна… – наконец он осмелился посмотреть на меня. – Как вы?
– Плохо, – честно сказала я.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – в лице его сквозила жалость.
– Я как-нибудь сама справлюсь, – покачала я головой. – Иди домой, Паша.
– Я завтра в деканат пойду… скажу, что мы были неправы… и с нашими поговорю…
– Не стоит. Я всё равно здесь не останусь теперь.
– Как это? – захлопал он глазами.
– Уволюсь, уеду. Здесь меня больше ничто не держит. Начну с чистого листа.
– Но как же…? Как же мы? Как же тот чёртов завод?
– Паша, мы проиграли. Вернее, я проиграла. Всё.
– Нет, не надо так…
– Паша, да это ведь с самого начала было понятно, что мы ничего не сможем сделать против них. Хорошо, не с самого. Поначалу я и правда не предполагала, что всё так серьёзно, не знала, что из себя представляют эти люди. Думала, что у нас может получиться. Получилось же отодвинуть нефтепровод от Байкала. Получилось же закрыть целлюлозный комбинат. А тут… Надо было остановиться сразу, а я ещё и вас втянула. Я вот думаю, мы ещё легко отделались. Это счастье, что они вам ничего не сделали, а могли бы…
– Попробовали бы, – буркнул этот дурачок.
– Иди, Паша, домой, поздно уже.
Мне хотелось, чтобы он поскорее оставил меня наедине с моей бедой. Мне уже было невмоготу притворяться, что я кое-как держусь. Хотелось просто рухнуть и выть раненым зверем, пока силы не кончатся.
– Я… – Грачёв запнулся, стал пунцовым. – Я не уйду.
– То есть?
– Ну я… просто побуду тут. А! Вот давайте я вам дверь починю? Я умею. Только инструмент нужен, у вас есть?
– Ну… было что-то, кажется. Надо посмотреть, – пролепетала я неуверенно. – Не помню только, где. Голова совсем не работает.
Я стала шарить по ящикам, даже не пытаясь вспомнить, где могут быть эти инструменты. Присев на корточки перед кухонным шкафчиком, я бездумно перебирала коробочки, банки, склянки. Нечаянно задела локтём ёмкость с гречкой. Банка упала, и крупа высыпалась на пол. И вот такая мелочь вдруг стала последней каплей. Меня просто захлестнуло горем, и я разревелась. Я прятала лицо в ладонях, кусала губы, но остановить рыдания не получалось. Наоборот, они становились только громче, безудержнее. Меня буквально колотило.
– Мария Алексеевна, ну… не надо… всё пройдёт, всё ещё наладится, вот увидите, – причитал рядом испуганный Паша Грачёв. Потом опустился рядом со мной на пол и крепко обнял меня за плечи.
Так мы и сидели на полу, среди рассыпанной гречки, долго сидели, пока рыдания не стихли и я не успокоилась. Легче мне не стало, но я почувствовала себя настолько измождённой и обессиленной, что, добравшись до дивана, сразу же рухнула, как подкошенная, и уснула мёртвым сном, прямо в одежде поверх покрывала. Просто нырнула в спасительное забытье...
Проснулась с невыносимой тяжестью на сердце, хоть и не сразу поняла, отчего так горько. А потом всё вспомнила, мой кошмар вернулся… С губ сорвался невольный стон. Лучше бы я вообще не просыпалась.
На кухне что-то звякнуло. Я подскочила с дивана и осторожно выглянула. Паша Грачёв. Тут же вспомнилось и как я вчера рыдала у него на плече. Чёрт, поморщилась я, как же стыдно.
– О, Мария Алексеевна… доброе утро. Как вы?
– Я… голова болит, – пролепетала я, опускаясь на табурет.
– Сделать вам кофе? – засуетился Паша. Он, такой смелый и даже слегка развязный при ребятах, тут, наедине, постоянно конфузился и краснел.