Надеемся, нам удалось убедить читателя в том, что некоторые достаточно важные черты менталитета древних греков: бережливость, умеренность, изобретательность, предприимчивость, склонность к передвижениям могут быть объяснены особенностями их образа жизни, в свою очередь обусловленного природной средой их родной страны. В данном случае, по-видимому, оправдывается старая марксистская формула: «Бытие определяет сознание», хотя, конечно, далеко не все богатство духовного мира греков и их психической жизни выводится прямо и непосредственно из их бытового уклада или форм хозяйственной деятельности. Во многих случаях их сознание оказывало ощутимое обратное воздействие на их индивидуальное и общественное бытие, и это мы постараемся показать в следующих главах. Однако картина греческого образа жизни была бы далеко неполной, если бы мы обошли стороной такую важную форму человеческого общежития, как полис, в сущности являющийся тем фундаментом, на котором покоится все величественное здание греческой цивилизации.
Глава 3. Между городом и деревней. Микрокосм греческого полиса
Там он их город стенами обвел, им построил жилища, Храмы богам их воздвиг, разделил их поля на участки.
... Город должен представлять собой среди всего окружающего пространства центральный пункт, из которого было бы возможно выслать помощь во все стороны.
Слово «полис» — многозначно. В классическом греческом языке оно имело, по крайней мере, три основных значения: «город», «государство» и «гражданская община» или «коллектив граждан». Для греков все эти три значения сливались, в сущности, в одно понятие, которое мы весьма приблизительно и в общем очень упрощенно передаем словосочетанием «город-государство». Сами греки, наверное, поставили бы на первое место в этом триединстве не «город» (в принципе они допускали, что полис может и не быть городом) и не «государство» (для них это было слишком отвлеченное понятие), а третье значение слова — «коллектив граждан», ибо в каждом полисе они видели, прежде всего, составляющих его живых людей, без которых это слово превратилось бы для них в голую абстракцию. Когда грек говорил «Афины», «Милет», «Коринф», «Сиракузы», он в каждом конкретном случае имел в виду только город, носящий это название, и ничего больше. Для того, чтобы дать понять собеседнику, что речь идет о чем-то большем, чем просто город, о некой социально-политической общности, отличной от других таких же общностей, говорили «афиняне», «милетяне», «коринфяне», «сиракузяне» и т. д. Именно так обозначаются отдельные полисы в надписях, например, в межгосударственных договорах, в сочинениях греческих историков и т. п. Вот характерное высказывание афинского стратега и политического деятеля Никия, которое приводит Фукидид в своей «Истории Пелопоннесской войны»: «Полис — это, прежде всего, люди (букв, «мужи»), а не стены города и не корабли».
В принципе грек классической эпохи мог представить себе полис, даже и не связанный с каким-то одним определенным местом, с территорией города и его ближайших окрестностей, а, так сказать, свободно перемещающийся в пространстве. Когда афиняне во время нашествия Ксеркса вынуждены были покинуть свой родной город и перебраться на корабли, чтобы на море дать отпор несметным силам персидского владыки, они продолжали по-прежнему оставаться полисом, хотя и не имеющим четко фиксированного местоположения на карте Греции. Таким же движущимся полисом автоматически становилась компания колонистов, отправившихся на поиски земли и удачи куда-нибудь в чужие края. Многие из таких компаний по нескольку раз меняли место жительства, пока не находили то, что им было нужно. Но стоило переселенцам где-нибудь осесть надолго и пустить корни, как это, на первый взгляд, случайное сборище людей тотчас же обнаруживало все основные признаки настоящего полиса подобно тому, как семя, унесенное ветром далеко от породившего его дерева, попав в хорошую почву, через короткое время само становится маленьким деревом.
Однако если вернуться к самым истокам греческого полиса, то на первом месте нам придется поставить другое значение этого слова — «не государство» и не «гражданская община», а именно «город», хотя — это нужно сразу же оговорить — совсем не в том смысле, который вкладывается в это понятие в наше время. Напомним, что и русское слово «город» также имеет весьма длительную историю. Прежде чем стать «городом» в теперешнем значении этого слова, т. е. экономическим, культурным и административным центром, обособленным от своей сельской округи, древнерусский «град» был просто огороженным, укрепленным убежищем племени на случай вражеского нападения. Точно так же и греки, по-видимому, уже в древнейшие времена своей истории (в микенскую эпоху и следующий за ней период темных веков) называли «полисом» любое огороженное стеной или хотя бы обнесенное земляным валом с частоколом место. Чаще всего полисом становилась вершина какого-нибудь крутого, укрепленного самой природой холма или скалы, господствующей над окрестной низиной. Таких возвышенностей в Греции с ее невероятно изрезанным рельефом можно было найти сколько угодно, и некогда, по-видимому, даже самая захудалая сельская община могла позволить себе роскошь иметь свой собственный полис, т. е. убежище, в котором все ее население могло укрыться при появлении врага. В некоторых местностях — там, где население было особенно плотным и между соседними общинами существовали поэтому весьма напряженные отношения, такие укрепленные пункты могли располагаться на очень небольшом удалении друг от друга, так что из одного полиса иногда можно было видеть другой или даже несколько ближайших полисов. Так изображают наши источники ситуацию, существовавшую в Аттике до так называемого «Тесеева синойкизма». В это время ее территорию (общая площадь — около 2200 км2) делили между собой Целых двенадцать полисов, составлявших так называемое «Кекропово Двенадцатиградье».