Вдоль шеренги прошелся вертухай, которого Михей прозвал Свинорылом, ткнул пальцем в нескольких. Друзья попали в число «меченых». Новобранцам в лесную бригаду приказали сделать два шага вперед, и Михей насчитал девять человек вместе с ними. Стегая командами, Свинорыл принялся сортировать остальных. Скрипя и покачиваясь на ухабах, подкатила повозка, запряженная крепким жеребчиком. Косматый бородач осадил лошадь и стал развязывать холщовый мешок.
– РАЗБИРАЙ ПОСУДУ!
Извозчик принялся швырять мятые армейские котелки под ноги заключенным. Михею достался с оторванной ручкой и дыркой в боку. Парень глянул внутрь – присохшая грязь по краям да сажа. Его передернуло.
– Товарищ начальник, – надменно возвысил голос Михей. Он пытался сдерживать себя, но злоба просачивалась вместе со словами. – Котелок дырявый.
Вертухай обернулся и впервые за сегодняшний день щербато ухмыльнулся:
– А ну-ка, дай посмотрю.
Свинорыл взял котелок, покрутил перед глазами. И вдруг наотмашь врезал им по лицу парня. Кусок отломанной ручки оцарапал щеку, и посудина плюхнулась у ног Мишки. Он нагнулся за упавшим добром, но тяжелый удар повалил его наземь.
– Тебе руки для чего? – прогремело над ним. – В дерьме только ковыряться? Заткнешь пальцем, когда жрать будешь.
Михей торопливо поднялся, закрывая ладонью пылающую щеку. Его трясло от ярости, но он старался не давать воли эмоциям. Парень вспомнил обделенного противогазом из вагона и попытался успокоиться, унять дрожь в руках. Вертухай небрежно оглядел шеренгу и отступил на несколько шагов.
– Кому еще чего-то не нравится? – рыкнул охранник. – У кого еще котелок дырявый? Или кто-то хочет дыру в брюхе? Вопросы есть?
Тишина.
Михею и Ромке вместе с остальными новобранцами-лесорубами приказали отойти в сторону. Охрана снова принялась сортировать рабов, и вскоре перед бараком выстроилось несколько групп заключенных. Дядю Никиту отправили на «огороды». С лагерной площади вдруг долетел протяжный звон. Вертухаи оживились.
– СТРОЙСЯ НА УЖИН! – раздалась новая команда.
Узники кое-как выстроились в колонну, и та двинулась к плацу в центре зоны. Очередь за вечерней баландой тянулась через всю площадь и загибалась за угол крайнего барака. Михей зыркал на заключенных: здесь толпились и мужчины с женщинами, и немощные старики, и даже подростки. Крепкие и рослые, видимо, недавно попавшие сюда, и живые мертвецы в лохмотьях, еле ковыляющие. Толкаясь, очередь неторопливо ползла к раздаче.
Кухня – небольшой чистенький барак на краю площади – глазела крохотными окнами-бойницами. У громадного чана ловко орудовал черпаком рябой повар, плеская в подставленные котелки зэков жалкое подобие похлебки. Тут же неподалеку виднелись выгребные ямы, и в ноздри Мишке поползли зловонные миазмы. Перло невыносимой тухлятиной, но узники, казалось, совсем не замечали тяжелого смрада. Получив черпак серой жижи, они не уходили далеко, а проглатывали ужин прямо тут, у помоста. Пили жадно, через край котелка, обжигаясь горячей баландой. Куски ломкого отрубного хлеба зэки прятали за пазуху – видимо, чтобы съесть потом, в бараке.
Наконец подошла их очередь. В дырявый котелок Михея повар небрежно плеснул мутной жижи с редкими ошметками картошки и капусты. Из дырки сразу потекло. Парень заткнул пальцем отверстие, обжегся, и похлебка просочилась ему на штаны. Сбоку его небрежно пихнули, и Михей встретился глазами с недовольным зэком.
– Очередь не задерживай, тут все жрать хотят!
Наградив парня гневным взглядом, сосед занял его место возле чана. Желудок заурчал, почувствовав горячее. После четырех дней гнилых сухарей и болотной воды Михей жадно набросился на похлебку, обжигая руки и губы. На вкус баланда оказалась мерзкой, но выбирать не приходилось. Приговорив еду, парень оторвался от котелка, чтобы перевести дух. Рядом Ромка, скривив лицо, тоскливо хлебал свой ужин.
– Чего морщишься? Жри, пока не отняли, – просипел сосед, плешивый мужик со шрамом в пол-лица. – А то потом падать будешь с голодухи. И рожу не вороти – тут от брезгливости быстро отвыкают.
Кусок пайкового хлеба Михей сунул во внутренний карман. Поевшие «новобранцы» выстраивались неподалеку в колонну по трое под команды надзирателей. Друзья втиснулись в шеренгу, а сзади уже напирали остальные.
– Ну и жранина, – горестно посетовал Ромка. – У меня Бобик лучше ел.
Мишка хотел что-то ответить другу, но увидел, как недобро зыркнул на них вертухай, и промолчал. Вечерело. По накату темнеющего неба скользили лоскуты облаков, скатываясь к забору у дальнего конца зоны. Наконец к хвосту колонны прилепились последние из отужинавших, и конвоиры погнали их к баракам.